Его основатель, царедворец Иван Шувалов, неспроста подгадал эту дату. Дело в том, что он воспитывался без отца, одной лишь матерью, Татьяной Родионовной. И таким образом отблагодарил свою родительницу, увековечив её память в университете.





Особой популярностью в тот день пользовался ресторан «Эрмитаж» на Трубной площади. Некто Пётр Иванов писал в книге «Студенты в Москве»: «В роскошную залу вваливается толпа в калошах, фуражках, пальто. Исчезают вино и закуска. Появляется водка и пиво. Поднимается невообразимая кутерьма».

Там и вправду загодя готовились к приходу «дорогих гостей»: убирали из буфета коньяки и хорошие вина, пол посыпали опилками, запасались пивом подешевле, незамысловатой колбасой.

Колбаса вообще была своего рода символом студенчества: на то, что подороже, просто не хватало денег.





Влас Дорошевич в фельетоне «Татьянин день» цитировал обычный монолог бывшего университетского выпускника: «Колбаска! Господи! Помнишь, брат? Петька! Помнишь? Бронная, колбаса, идеалы! Меня! Давай колбасу поцелуем! Плачу, брат, плачу! Святые слёзы! Святые, да! И колбаса святая! И молодость святая!... А колбасу я уважаю! Символ! Верили, пока колбасу ели! А теперь, брат, устрицы нас съели! Устрицы! И омар съел!»

Поэт же Николай Агнивцев называл эту колбасу «студенческим бифштексом».

В веселье обычно участвовали и студенты, и преподаватели, и выпускники. Существовала традиция – качать профессоров. Критик Александр Амфитеатров вспоминал: «А. А. Остроумов был очень любим студенчеством... В Татьянин день ему всегда устраивали овации... качали его, заставляли его говорить речи, чего он терпеть не мог. Чтобы вознести Остроумова на стол, мы всегда выдерживали целую борьбу, ибо он упирался, хватаясь за что ни попадя, ругаясь и проклиная, даже рассыпая тузы и пинки. Очутившись на столе, красный, растрёпанный, обозлённый, с оборванною фалдою, он минуты две искреннейшим образом «лаялся» с хохочущею толпою насильников своих, а поуспокоившись, говорил очень хорошо».





Кстати, когда у владельцев «Эрмитажа» спрашивали, для чего им это нужно, целый день работают себе в убыток, нищее студенчество обслуживают, те, обычно, отвечали: дескать, ничего, вот станут докторами, адвокатами – всё возместят.

«Эрмитаж», конечно, был не одинок. «Раннее Утро» опубликовало в 1913 году сводку коротких репортажей с мест событий.

«Летучая мышь». Подвал кабаре переполнен. Много профессоров, докторов, адвокатов – бывших питомцев университета. Четыре раза дружно был пропет Gaudeamus».

По требованию публики артисты «Летучей мыши» исполнили студенческие песни. 

Среди присутствовавших: градоначальник свиты Его Величества ген.-м. А. А. Адрианов, чиновник особых поручений при градоначальнике Песцов, писатель Арцыбашев, проф. Н. С. Остроухов, заграничный импресарио Дягилев».





«В «Праге» веселились ректор и профессорская элита, а также особо влиятельные выпускники». 

В Юридическом собрании присутствовало более 360 человек, и среди них довольно много дам. С речью выступил известный режиссёр Владимир Немирович-Данченко. 

«Товарищеский ужин продолжался до часа ночи, затем все присутствовавшие разбились по гостиным. Раздались студенческие песни, а в большой зале открылись танцы».

В «Новом Петергофе» – молодёжь. Студенты, начинающие доктора. Свободных столов нет, народ толпится. Оркестр. Пьяный хор посетителей. Поют всё тот же Gaudeamus, известный студенческий гимн. Совсем пьяных ораторов выводят.

В ресторане «Риш» – танцы. Преобладают камаринская и лезгинка. «Узнать отдельные личности в этой толпе невозможно».





В «Стрельне» – полный разгул. Пол залит пивом. Студенты поют хором у бассейна. «По-прежнему в бассейне юные провинциалы, первый год вкушающие в Москве прелести студенческой жизни, приемлют «водяное крещение». То есть просто ныряют в бассейн. «По-прежнему на кухне сушится над плитой бельё, и искупавшиеся в костюме Адама засыпают на стульях у плиты».





В целом же корреспондент «Раннего утра» был недоволен праздником: «С каждым годом академические традиции всё более выветриваются... И больше, чем Gaudeamus, вчера звучала пошлая кабацкая песенка «Макарони, ах, Макарони»!.. И больше, чем старая студенческая песня «Быстры, как волны», раздавалась «Ойра, ойра» и «Мне мамаша запретила танцевать кэк-вок, потому что находила в том большой порок».

Но мнение корреспондента не слишком интересовало студентов и выпускников.