– Вы принадлежите к знаменитой медицинской династии Мясниковых. Вопрос выбора профессии для вас когда-нибудь стоял?

– Никогда. Сколько я себя помню, мне говорили: ты будешь врачом. У меня все врачи: мама, папа, дядя, бабушка, дедушка, прадедушка, прапрабабушка. Я одно время хотел быть шофёром. А мне сказали: будет у тебя машина – будешь ездить, а станешь ты врачом. 





– В этой профессии вы, безусловно, добились огромных успехов, у вас богатая биография: служба в Африке, работа в российском посольстве в Париже, ординатура в США. Затем – кремлёвская больница… Кажется, выше уже некуда, но вы пробуете себя в качестве телеведущего. И вот уже более десяти лет вы «тот самый доктор Мясников». Телекарьера не мешает вашей основной деятельности?

– Я настолько влюблён в эту профессию, что искренне не понимаю, чем занимаются архитекторы и инженеры. Вот медицина – другое дело. Как можно болеть и думать, например, про экономику? В США я был интерном, я честно пересдал все экзамены, получил американскую лицензию, работал как положено, это был самый тяжёлый период в моей жизни и профессии.

А насчёт телевизора… Телекарьера не мешает, наоборот, помогает. Не все осознают, что как главврач больницы я могу вылечить пять – десять – тысячу человек. Но когда я доношу какие-то вещи до миллионов, и люди начинают следить за своим здоровьем, то это большое дело. 





Я понимаю, что санпросветработа – это моё. Это удачное соединение клинической медицины, которой я каждый день занимаюсь в больнице, и медицинской пропаганды. Что очень важно, потому что есть антипропаганда. В Сети есть реклама. Ты не можешь найти там медицинскую информацию. Ты заходишь в интернет, и, может, на сотой странице увидишь что-то похожее на правду. А до этого идёт откровенная реклама.

– Вашему мнению доверяют миллионы россиян. Но публичность накладывает ответственность: каждое ваше слово может быть использовано против вас. Приходилось сожалеть о том, что некоторые ваши высказывания были неверно истолкованы?

– Я до сих пор переживаю этот момент. Поначалу я к этому относился как-то менее болезненно… Начинает раздражать, когда ты хочешь сказать одно, а тебя не то что не понимают, а трактуют по-другому. Обидно, когда люди спрашивают: «Доктор, зачем вы лезете в политику?» 

Они не понимают, что доктор не может заниматься только лечением. Он должен любить музыку, живопись, интересоваться политикой. Как говорится, если ты не интересуешься политикой, она очень скоро заинтересуется тобой. 

Очень важно быть разносторонним человеком, жить, радоваться. Я люблю медицину, но я люблю ещё и летать – вот освоил вертолёт, от вас сейчас отправлюсь летать. Я люблю жизнь во всех её проявлениях: нырять, стрелять, скакать на лошади. Я люблю музыку, живопись. Есть время – я на один день съездил в Эрмитаж или ещё в какой-то музей. Раньше за границу легко летал вот так же, на один день. 





Я так живу. А люди этого не понимают: «Доктор, а когда вы работаете?» Я вот сейчас тоже работаю: доношу свои мысли, свой образ жизни, потому что я считаю, что человек, который будет жить моим образом жизни, будет жить дольше и уж точно интереснее. 

– Вы много лет работали в США. Их медицинская система принципиально отличается не только от российской, но и европейской. На ваш взгляд, что у американцев работает лучше, чем у нас? И чего у них, наоборот, не хватает, чему им стоит поучиться?

– Наши врачи – герои. На самом деле то, что мы лучше справляемся с ковидом, чем та же Америка, – это наследие советской военной медицины, за десятилетия сохранились и сработали алгоритмы фронтовых лет. Но наша клиническая медицина отстаёт. Мы как не умели лечить массу заболеваний, так и не научились.

Самая главная болезнь в нашей медицине, с которой мы пытаемся бороться, – это отсутствие стандартов лечения. У нас каждый лечит как хочет, у нас медицина искусства. А в Америке медицина – это наука, это строгий алгоритм действий. 

Ну, вот даже если вы пойдёте в передовой российский госпиталь, возьмёте кандидата или доктора наук и спросите: «Какие антибиотики вы примете для лечения синегнойной палочки?» Из десяти – девять ошибутся. Всё потому, что у нас нет медицинского образования на должном уровне. Отечественная медицина – это медицина конца 1980-х годов.





Я получил американскую лицензию двадцать лет назад, у меня сейчас сын в Европе на медицинском, на фармакологическом. Я не понимаю учебник, по которому он учится. Потому что там генетика такого уровня, что надо иметь специальное биологическое образование, и им его дают. 

Но есть у нас и плюсы. Возьмём даже нашу вакцину – она намного лучше. Это как автомат Калашникова – старый добрый автомат Калашникова.

Если в качестве примера вспомнить Pfizer, то они придумали абсолютно новый принцип в медицине, это бывает раз в сорок лет. Ковид уйдёт, придёт и останется, но они придумали принцип, по которому можно лечить онкологию. Они сейчас будут перепрограммировать онкологические клетки, вызывая антитела на себя. Это удивительное открытие в медицине, которое ещё много даст. Это просто иллюстрация.

– С апреля по июль 2020 года – в разгар первой волны эпидемии – вы стали официальным представителем Информационного штаба по мониторингу ситуации с коронавирусом. С какими трудностями приходилось сталкиваться?

– Самая большая трудность, наверное, в том, что я был не согласен с формой подачи материала и применяемыми профилактическими мерами. Я всегда последовательно доносил свою точку зрения, и только сейчас она возобладала. 

Я был против того, чтобы мусолили по телевизору кадры, когда трупы, которым не хватает гробов, лежат на улице, витает чёрный дым над крематорием. Всё плохо, мы все умрём. Зачем это было делать, зачем поднимать панику?

Смертность на сегодня у ковида, как и было, меньше двух процентов. Болезней с такой низкой смертностью мало. Меня очень ругали за циничные слова, что все, кому положено заболеть, заболеют, кому положено умереть, те умрут. Это факт. И он работает по сей день. И этот почему-то всех сделал такими нервными. Что касается кирпича, которому суждено упасть. Вот идёт стройка. Ты обеспечь безопасность. Но когда ты всех запираешь дома, лишаешь работы всех в этом районе, где идёт стройка – это неправильно. Ковид в 90 процентах случаев – это обычное, банальное ОРЗ: ты почихал, и прошло. 





Есть второй ковид – вирусная пневмония. И вот эта пневмония в 20 процентах может протекать тяжело, и надо говорить о тех процентах пациентов, у которых может быть тяжёлая пневмония: это без вариантов пожилые люди 65+, 70+. О чём это говорит? Ковид, в отличие от гриппа, который убивает молодых, детей, не трогает молодых и детей вообще, что бы ни говорили наши врачи, потому что воспалительный синдром бывает и при коксаки, и при ветрянке, и при любом вирусе, неважно. Вот во Франции всего трое умерших 45 лет. 

У меня не умер ни один молодой. Если умирает – он либо наркоман, либо у него серьёзные болезни, либо с генетической предрасположенностью, есть такая редкая генетическая мутация… Но если её убрать, она в статистике меньше одного процента. То есть среди потерь – глубоко пожилые люди с хроническими заболеваниями. 

Почему ты весь мир тогда закрываешь? Работай с этим. Огороди, чтобы у тебя кирпич не падал, чтобы люди не ходили, чтобы была чётко очерченная группа риска. Зачем закрывать весь мир, закрывать движение, не давать людям работать? Работай с группами риска. 

Вот сейчас появилась вакцина, во всяком случае понятно, с кого начинать и что делать. Но в мире за год умирает 70 млн человек. От гриппа умирает официально только 700 тысяч, а реальные цифры – это миллионы людей. Ну да, плохо, умерло два миллиона человек. Но от голода за этот год умерло десять миллионов человек, от инфекционного поноса – два миллиона детей. Это кого-то волнует вообще? Нет, всех волнует ковид. Я не против: надо бороться с ковидом, надо всё делать, но не надо демонизировать и всю жизнь под это подстраивать.





– Почему страны Запада вводят уже третий локдаун, а Россия обошлась всего одним? 

– У меня родные во Франции. Такое ощущение, что их власти задались целью разрушить экономику, развалить жизнь людей. Кроме как целенаправленным вредительством, я это назвать никак не могу. Я понимаю политиков: они не могут ничего не делать. Попробуйте снять ограничения в той же Франции, Германии, Эстонии – будут демонстрации: где ограничения? Госпитали заполнены. В Европе маски в два слоя носят. И что, помогло? По 80 тысяч в день новых случаев. 

Это просто демонстрация, что баба пляшет передом, баба пляшет задом, а караван идёт, даже не замечая этих шаманских бу-бу-бу… Вы можете что угодно говорить, но помогли вам эти маски за год? Ни в одном государстве маски ничего не остановили, кроме Швеции – где их и не носили в обязательном порядке. У нас нет реального лекарства против вируса, нигде в мире. Плазма переболевших – она помогает в лёгкой степени. Предотвратить мы не могли — вот появилась вакцина худо-бедно. Я вижу это единственным выходом на сегодняшний день. 





– Правильно ли организовали работу наши службы, Роспотребнадзор?

– Роспотребнадзор всё правильно сделал. У нас, кстати, и год назад в Москве не было такого жёсткого локдауна, как в той же Франции. У нас три миллиона людей по Москве работали, ходили поезда метро, были открыты магазины, рынки. Сегодня мы нашли это равновесие, когда можно, не останавливая жизнь, не разрушая психику людей, сохранить их здоровье.

На каждого умершего от коронавируса двое умирают от борьбы с коронавирусом: не вовремя приехала скорая помощь, не вовремя диагностировали онкологию, не вовремя была скорректирована хроническая болезнь. 

– Как вы считаете, у нас в стране быстро идёт вакцинация?

– Недостаточно быстро. Сегодня есть вакцина. Ну сделайте, чего вы боитесь? Еще можно понять молодых людей, которые говорят: «Мы не болеем, нам это не грозит, нам ещё долго жить, вдруг чего-то будет». Хотя ничего не будет. Но пожилые – они-то чего боятся? Они следующую зиму запросто не переживут. Каких отдалённых последствий может бояться человек в возрасте 75 лет, у которого онкология кишечника? Людей из группы риска надо прививать в первую очередь. А потом и молодёжь. Я считаю, надо обязательно вакцинироваться.

И уже если власти не могут законодательно обязать всех вакцинироваться, то введите привилегии. Вот как у меня сын во Франции пошёл привился. Я говорю: «Зачем?» Он говорит: «Ну, мне надо же передвигаться, нужен документ». Вот уже какая-то привилегия. Я бы, например, тем, кто привился, разрешил ходить без масок. 





– Вакцинация может идти медленно в том числе и из-за информационного поля. Есть же антипрививочники, которые агитируют против вакцинации, других движений. Как вы относитесь к этому?

– Я относился к этому всегда крайне негативно, всегда кричал, что они идиоты, а потом посмотрел американскую статистику: этих мракобесов в общей массе людей, которые отказываются от прививок, всего пять процентов. 95 процентов – это сомневающиеся, у них нет информации…

Как говорит антипрививочник? Маша сказала, что у неё всё ломало, дети перестали рождаться. И все эту Машу будут обсуждать. А была она вообще, эта Маша? Они не заморачиваются достоверной информацией. На самом деле мы ещё подливаем масла в огонь войной вакцин: сейчас она как-то заглохла, но когда несколько месяцев, вместо того чтобы радоваться, что люди наконец получат вакцину, сначала поливали грязью нас, потом говорили, что от вашей вакцины рога растут, люди умирают и так далее… 

– Как вы относитесь к приставке «эко-» на продуктах? Стоит ли переплачивать за этот знак?

– Это чисто маркетинговый ход. Что значит эко? Ну вот, допустим, в той же Франции покупаешь фермерскую курицу, которая выращена на свежем воздухе, с чистым зерном. Я видел такие фермы. И ты не знаешь, какого монстра ты берёшь, что в ней: там это просто не контролируется. Пока нет контролируемого рынка, это «эко» – палка о двух концах.





– На экране вы всегда в превосходной физической форме. Каким спортом занимаетесь? И как – в зале, дома?

– Дома есть комната с хорошей штангой, скамьёй, турником, на улице канат и тренажерная лестница для хождения на руках. Ко мне приходит спарринг-партнёр, мы боксируем. С возрастом стал больше уделять внимания кардионагрузкам. Мне сто раз в день нужно подтянуться – утром пятьдесят и вечером пятьдесят. И я должен сто раз присесть. 

В зал никогда не пойду. Самое трудное – это туда зайти. Бывали такие ситуации: я приезжал к залу, сидел в машине минут десять и уезжал. Предпочитают заниматься здесь и сейчас: скинул пиджак, лёг, сделал бёрпи (упражнение кроссфита – прим. ред.), отдышался, всё.

– Насколько жизнь за городом влияет на продолжительность и качество жизни человека? Что более здоро́во?

– Я живу за городом, езжу каждый день сто километров туда, сто обратно и чувствую себя отлично. И наоборот, если я ночую в городе, быстро пришёл на работу, на съёмки, мне не хватает этого часа в дороге. Пока еду, я думаю о чём-то, слушаю музыку. К тому же, за городом у меня три собаки, кошки – рай на земле. 





– С медицинской точки зрения, что полезнее – удалёнка или работа в офисе? 

– Конечно, в офисе. Надо встать, одеться, причесаться, доехать, поздороваться, выпить кофе, поговорить. Общение ничем не заменишь. А на удалёнке ты даже штаны не надеваешь. Так неправильно, от этого тупеешь. 

– Вы стали лицом бренда LactoVerde, кисломолочного напитка. Почему из всех подобных продуктов вы рекомендуете этот?

– Я не на всякий продукт наклеил бы свою физиономию. Это не тот продукт долгого хранения, который продаётся с пометкой «кисломолочный». Когда я работал в Африке, нам привозили пакеты с кефиром (сейчас везде их можно купить), он мог месяц у меня лежать без холодильника и не портиться. Ну, это ж пластмасса? Смысл кисломолочного продукта в том, что он живой.

У нас в кишечнике содержится полтора килограмма микробов. Микробиом есть и в лёгких, и на коже. И вот он определяет всё: наше поведение, наши пристрастия. Врачи считают микробиом отдельным органом. 

Это абсолютно уникальный для каждого человека набор бактерий, живой организм. Мы можем есть что угодно, но важно не что мы съели, а что всосалось. А на всасывании сидит микробиом. Когда мы с молодости пьем антибиотики, он нам этого потом не прощает. Если истреблять бактерии, возникает дисбаланс, который может привести к печальному концу. На самом деле атеросклероз, инсульты, инфаркты, онкология в большей части зависят от микробиома, чем от того же курения. Напиток LactoVerde нормализует слизистый барьер кишечника, тем самым положительно влияет на самочувствие человека, улучшает перистальтику кишечника и ликвидирует негативные симптомы после применения антибиотиков и химиопрепаратов, уменьшает газообразование.





Когда пошли все эти вопросы про иммунитет и долголетие? Российский биолог Илья Ильич Мечников исследовал болгар-долгожителей и выяснил, что им продлевает жизнь, отодвигает старость местный кисломолочный продукт. Ученый считал, что каждый день его нужно принимать, и сам использовал болгарскую закваску. Напиток LactoVerde способствует укреплению иммунитета, активизирует синтез секреторного иммуноглобулина А, стимулирует продукцию интерферона и активность клеток иммунной системы, создавая естественный барьер на пути микробных агентов. 

Почему пробиотики в таблетках работают хуже, чем в кефире? Мы не знаем. Как с кальцием. Если вы принимаете кальций в таблетках, он увеличивает кальций в почках. Почему? Выпил таблетку – сразу всосалось не там, где должно. Резко вырос уровень кальция, и в мозгу идёт команда: кальция слишком много, выводить. Если вы принимаете молоко или кефир, кальций всасывается постепенно. Чуть-чуть всосалось в желудке, чуть-чуть там, чуть-чуть там, и организм не даёт команду на вывод. Всё должно происходить естественным путём. 

LactoVerde – прекрасный продукт. Его единственный недостаток – что нельзя хранить больше трёх дней, столько эти полезные бактерии могут жить. 

– Помогает ли LactoVerde снижать уровень холестерина? Предотвратить болезнь Альцгеймера?

– Это не панацея. Если будете есть пельмени и запивать кефиром, ничего не получится. Сработает, если вы придерживаетесь здорового питания, а здоровое питание без кисломолочных продуктов немыслимо… Какая в мире самая распространённая диета? Средиземноморская. Где у нас много долгожителей? Кавказ и регионы Средиземного моря. Кисломолочные продукты входят в эту диету в обязательном порядке, вспоминаем ту же Болгарию. Лактобактерии, входящие в состав кисломолочного напитка, блокируют всасывание холестерина из кишечника, тем самым снижая уровень общего холестерина.

Но всё работает комплексно. Если вы будете просто принимать кефир, вы не предотвратите Альцгеймер, но если вы будете принимать его регулярно – вероятность, что это заболевание у вас разовьётся, будет ниже, чем у тех, кто его не пьёт. 





Надо употреблять LactoVerde, съедать полкилограмма овощей, полкило фруктов, есть свежие морепродукты, продукты из цельных зёрен. Гиппократ говорил: «Если ты себя плохо чувствуешь, в первую очередь измени своё питание. Если по-прежнему плохо себя чувствуешь – измени свой образ жизни и только потом обращайся к врачу».

Я хочу, чтобы люди в первую очередь изменили своё питание. Мы не можем быть здоровыми, если питаемся неправильно. Мы не можем считать своё питание правильным, если в нём отсутствуют правильные кисломолочные продукты. И вы не найдёте ни одного косметолога, врача, спортсмена, который это оспорит. Любой скажет: да, правильный, изготовленный по стандартам, кисломолочный продукт – это то, что поможет избежать многих болезней и выглядеть молодым. Вспомните Илью Мечникова, который до старости употреблял болгарский кисломолочный напиток, и в итоге это привело его к открытию теории иммунитета как такового.





– В завершение интервью – совет от доктора Мясникова.

– Двигайтесь, влюбляйтесь, регулярно пейте LactoVerde. Не верьте, что наступил ковидный конец света. Вашу личную жизнь вам никто не вернёт. Исходи́те из того, что каждая минута вашей жизни принадлежит вам, проживайте её с удовольствием. Помните, что жизнь – это временно, эти минуты и часы вам никто не заменит. Создавайте их сами – так, как вы хотите.