— Анатолий Викторович, в отличие от всех врачей вы лечите едой. Почему именно такой метод?
— Это самый простой способ. Все едят. Всегда. Через еду проще всего воздействовать на организм. Кроме того, она известна человечеству с момента основания мира. Еда — это внешняя среда. Кстати, вся восточная медицина связывает человеческий организм с внешней средой. Любые таблетки вызывают реакции организма и оказываются во внутренней среде, а еда — нет.
Я изучаю воздействие внешней среды под названием «пища» на человеческий организм. Мой метод — воздействие невоздействием. Принципы устройства организма всегда просты, это жизненные технологии сложны. Я ничего нового не придумал. Две тысячи лет назад в Китае доктор брал фарфоровое блюдечко, капал в него две капли крови из пальца и в одну добавлял капельку сильно разведенного какого-то продукта. И сравнивал, с какой скоростью высыхают капли. Если одинаково, то можно употреблять продукт.
— Получается, чтобы излечиться от какого-то заболевания, достаточно сесть на диету?
— Нет, сегодняшняя диетология — это абсолютно кулинарная дисциплина, которая занимается изучением продуктов и каких-то составляющих, которые принято считать полезными. Но дело в том, что эти составляющие кому-то полезны, а кого-то могут совершенно легко убить. К тому же подобное изучение «меню» никаким образом не способствует пониманию функции крови в связи с перевариванием еды. Также, в отличие от любых тестов на непереносимость, я анализирую поведение всей системы (крови), а не отдельные показатели, которые по сути лишь точки в сложном нелинейном процессе.
— А что такое болезнь? Это поломка организма?
— Если организм долго лечить лекарствами, в итоге он сломается и умрёт. Если же он живёт, значит, он не сломан. Это означает, что он выбрал для себя способ жить именно так, исходя из условий среды и возможностей, которыми он в данный момент располагает. Вообще, слово «болезнь» является производным от слова «боль». Но, к примеру, при вторичной стадии сифилиса человек себя чувствует идеально, у него ничего не болит вообще. Поэтому, на мой взгляд, болезнь — это непонимание процесса, который происходит с организмом: мы не видим начала и не знаем для чего.
— Организм — это саморегулирующаяся система?
— Мы всё время забываем, что у саморегуляции есть базовый параметр — целеполагание. То есть организм всё делает для чего-то, не бывает саморегуляции просто так. Как не бывает автономного регулятора ритма сердца, который вдруг, независимо ни от чего сам себя начинает регулировать. Такого не может быть по определению.
— У всего, что происходит внутри нас, есть цель?
— Ну давайте для примера возьмём респираторную инфекцию. Всё, что клинически проявляется при ОРВИ, к свойству вируса не имеет никакого отношения, это всё исключительно функция иммунной системы. При ОРВИ выбрасывается большое количество мокроты, которая несёт в себе неструктурный белок. То есть кровь при помощи вируса очищается от избыточного белка, который накопился и мешает ей функционировать.
Температура — довольно затратная для организма реакция с точки зрения запуска. И если организм её запустил, значит, она ему тоже очень нужна. Высокая температура просто деформирует белок, дальше выброс — и всё. Это же касается аллергий, особенно у детей, и другого рода «заболеваний». Это называется механизмом самоочищения.
— То есть организм при болезни не ломается, а саморегулируется?
— Для чего нужно сердце — чтобы кровь прокачивалась, для чего нужна печень — чтобы кровь очищалась и так далее. Оказывается, все специальные органы нужны только для одной цели: чтобы кровь работала. У каждого органа существуют обширные адаптивные возможности для выполнения функции не в узком диапазоне, а в широком. Это и называется болезнями. Гнойный прыщ от псориаза с точки зрения принципа, а не технологии не отличается ничем, и то и то просто выброс.
— А что выбрасывается?
— Выбрасывается у нас, как правило, только белок. Жир и углеводы — это материалы расходные, организм умеет их одно в другое переводить. Плюс углеводы избыточные выбрасываются с мочой. Нобелевская премия по медицине — аутофагия, это тот самый белок, который не переварен клетками, а упаковывается и выводится в межклеточную матрицу, а оттуда — в кровь. Стрессовые реакции также реализуются в крови как белковая нагрузка. И последнее — апоптоз. Это запрограммированная смерть клетки — тоже белок, когда она закончила свой цикл и её нужно как-то правильно выключить, чтобы она дальше правильно встроилась в цепочку.
— Белковая перегрузка это употребление большого количества мяса?
— Нет. Еда как вошла, так и вышла, а вот продукты реакции на неё надо выводить из крови. Вопрос здесь не в мясе конкретно, всё намного сложнее. Белковая нагрузка и «медленная кровь» в каждом конкретном организме может возникнуть от чего угодно: из-за реакции на лекарства, неподходящих продуктов и их сочетания, дефицита воды, которая выводит лишнее из организма. Каждый человек уникален, и таким же должен быть подход к исследованию его внутренних процессов.
— Сейчас у нас эпоха процветания фармкомпаний. Какое у вас отношение к лекарствам?
— Как парадоксально бы это ни звучало, у организма нет защиты от двух вещей — ядов и лекарств. Он попросту не может закрыть от них барьер. Недаром у лекарств существуют серьёзные побочные действия, одно лечим — другое калечим. Как это сочетается с лечением и здоровьем — для меня загадка.
— Ваша миссия — помогать людям?
— Моя цель — дать возможность людям задуматься. Я никому не навязываюсь, я не обязательный, я не страховая медицина. (Смеётся.) Когда ко мне кто-то приходит с надеждой, что я за человека всё сделаю, — это ошибка. Я могу рассказать как, а захочет ли он что-то делать или нет — зависит не от меня. Но я без проблем помогу, если пациент готов слушать и делать. Чем и занимаюсь последние 40 лет своей практики.
— Что вас интересует помимо клиники? У вас так много рептилий в кабинете.
— Я люблю животных. Дома у меня живут рептилии, черепахи, птицы, карликовые бараны, кошки, собаки и рыбы. У меня есть арапаима, которая водится в Амазонке, одна из самых древних рыб на Земле, красоты необыкновенной. А еще я выращиваю орхидеи.
— А отдыхаете?
— Я уже лет 40 не был в отпуске — мне не от чего отдыхать, я не устаю, потому что занимаюсь тем, что люблю.