Когда пришло известие, что не стало Эдика, мне позвонил Игорь Ильич Дудинский – легендарный человек, бытописатель и хроникер московской богемы, ее символ и душа. «Старик, про Эдика надо написать большой текст. Никто не понимает, что он был за фигура. Это надо объяснить».
 
Текст этот Игорь Ильич так и не дописал, а через полгода мы проводили уже его самого. Но мне кажется, я знаю, что он хотел сказать.




 
В свое время великий математик Бенуа Мандельброт вывел формулу фрактала – множества, обладающего свойством повторяющегося самоподобия. Как выяснилось, именно ей лучше всего описываются биржевые колебания, перепады погоды и многие другие природные и социальные явления, которые, как оказалось, имеют «память» и склонность повторяться: сначала идет мощнейший резкий всплеск, потом, после затишья, – обязательно следующий, но уже меньшего масштаба, потом еще меньше, и так до полного затухания. 
 
Таким фракталом был русский «серебряный век», яркими представителями которого являлись и Игорь Ильич, и Эдик. Его девиз вывел Станиславский: любить искусство в себе, а не себя в искусстве. За первым колоссальным взрывом в начале двадцатого столетия, давшим супер поэтов, грандиозных писателей, архитекторов, художников авангарда, последовали многократные повторяющиеся подобия: к ним следует отнести и «оттепель», и «неофициальное искусство» 60-х, и «южинский кружок», и перестроечный арт-бум, и питерскую «Новую академию», и московский рейв.





«Глянец» нулевых – тоже часть этого фрактала, недаром его лучшие образчики делали никакие не журналисты, а люди из Московского университета, подмастерья мэтров московской богемы типа Сан Саныча Тимофеевского, тоже, увы, покойного.
 
И на этом, наверно, все: это и был тот самый последний всплеск. С концом русского глянца «серебряный век», когда главным в жизни было слово, жест, мысль, стих, образ, шутка, метафора – завершился окончательно. Потом будет что-то новое. Но уже совершенно другое. Не то, где «вездесущая сила движенья, этот лыжник, земля и луна - лишь причина для стихосложенья, для мгновенной удачи ума».




 
Мой друг Эдик Дорожкин, до неприличия яркий, ироничный, легкий, злой на язык, так любивший бесподобно декламировать эти строчки из Бэллы – наверно, ты и был последним гением «серебряного века», «шампанским гением». Помню твою осеннюю дачу, пустую веранду, открытый томик «Графа Монте-Кристо» на столе. За ним когда-нибудь и увидимся.