Художник Казимир Малевич был спортивным и подтянутым. Рано вставал, совершал ежедневную прогулку. Жонглировал пудовыми гирями. 

Возможно, именно поэтому в парке Малевича многое предусмотрено для ценителей физической культуры. Велосипедные и пешеходные дорожки, волейбольные площадки и поля для мини-футбола.



Любовь к подвижным занятиям не мешала Малевичу выпить при случае рюмочку и хорошо закусить. Что ж, кафе там тоже запланировано.

Выпив, художник нередко пел русские песни. На территории парка возводят эстраду и амфитеатр. Казимир Малевич был человеком с характером, часто шёл на конфликт. В парке предусмотрены девять мест для пикника с навесами, идеально подходящие для выяснения отношений.



Вместе с тем он всегда знал, когда нужно остановиться, умел держать себя в руках. Как вы уже догадались, зоны йоги там тоже устроят.

Каждый посетитель будущего парка сможет почувствовать себя Казимиром Севериновичем Малевичем, а, вернувшись домой, подойти к мольберту и изобразить свой собственный «Чёрный квадрат». Мы же расскажем, почему парк разбивают именно здесь, рядом с подмосковной Немчиновкой.



Село Немчиновка довольно молодое. Его основатели – братья Немчиновы: статский советник Михаил Ардалионович и ротмистр Степан Ардалионович. 

Братья арендовали 1100 гектаров земли, нарезали их на дачные участки, а чтобы повысить привлекательность нового дачного посёлка, добились открытия железнодорожной платформы. Благо, необходимые связи имелись.

«По ходатайству гг. Немчиновых об устройстве на 16-й версте... железной дороги платформы с жилым помещением», – значилось в документах правления Общества Московско-Брестской железной дороги.



Первое время платформа называлась «Немчиновский пост», а потом просто «Немчиновка». Датой же рождения дачного посёлка принято считать 1897 год.

Этому месту везло на людей интересной судьбы. В начале XX века здесь построил дачу один из московских шоколадных королей. 

Он был владельцем фирмы «Л. Форштрем» и конкурировал с такими великанами, как фабрики Эйнема и Сиу. Фирменный магазин Форштрема размещался в самом начале Тверской улицы, на месте нынешнего дома № 9. 

Именно там красовался его торговый знак – кружок, а в нём краткое описание: «Л. Форштрем. Кофе, шоколад, какао. Фирма существует с 1859 года».

А интрига состояла в том, что после революции Форштрем вместе с семьёй переехал в Париж. Однако советское правительство уговорило Леонида Юрьевича вернуться: остро требовались опытные, как их тогда называли, спецы.

Форштрем согласился, но, поскольку всё давно уже было национализировано и хозяев не имело, его направили на фабрику Эйнема, тогда уже «Красный Октябрь». 

До революции ему и в страшном сне не привиделось бы, что он станет старательно, с полной отдачей налаживать производство на фабрике своего главного конкурента.

В наши дни о Леониде Юрьевиче в Немчиновке осталась память – пруд Форштрем. Интересной была дача литовского поэта-символиста Юргиса Казимировича Балтрушайтиса. Про него ходила презанятная история. 

Якобы в Доме печати он подошел к пьяненькому Александру Куприну – познакомиться. «Балтрушайтис!» – во весь голос произнёс Юргис Казимирович. «Спасибо, я уже», – устало ответил Александр Иванович.

Тем не менее дача товарища Балтрушайтиса была одной из лучших в Немчиновке. Ещё бы – в двадцатые годы он был чрезвычайным и полномочным послом Литовской рес-публики в Москве. 

На территории его владения имелись водоснабжение и канализация, собственный теннисный корт, пруд, ботанический сад.



Режиссёр Сергей Эйзен-штейн проживал на бывшей даче Фёдора Шехтеля – тоже неплохо. Он написал о Нем-чиновке рассказ под названием «Немчинов пост». Взял для рассказа псевдоним Тарас Немчинов.

Сергей Михайлович писал: «Если стать спиной к той стороне, куда раскинулись вглубь необъятные горизонты, за рекой и лугами, то перед вами всё, что построено, – явно выстроено в видах на этот горизонт. 

И восьмигранная беседка, завершённая шпилем и поднятая над землёй, выше человеческого роста. И балкон над верандою дома, который кажется летящим с бугра в сторону этих заречных далей. 

И аллея жидко рассаженных яблонь, пытающихся торжественным спуском соединить охваченный томлением дали дом с несколько взъерошенной беседкой. Всё тянется туда, к этим горизонтам...

Однако ежели вслед этой тенденции всего участка и его строений и самому обернуться в сторону этих далей, то окажется нечто неожиданное: никаких этих далей по ту сторону от беседки нет... 

Вдохновенная веранда направлена своим порывом ни в сторону восходов, ни в сторону закатов... Дурой она торчит на бугре неудовлетворённым своим порывом в несуществующую даль».

Эйзенштейн здесь описывал дачу Казимира Малевича: вот мы наконец-то и подобрались к самому главному.

Казимир Малевич без Нем-чиновки вообще себя не мыслил. Ему было всё равно, что думает о его даче Эйзенштейн. Художник писал: «Тут было многое передумано, тут не только моё прошлое воскресло, воскрес и Шишкин, и вся жизнь, которая окружала его после меня...

Каждый год я любовался осиновой рощею, которая при солнце, голубом небе была замечательного голубого и зелёного цвета, гамма живописная была такой особенной и отменной, что ни у одного пейзажиста её отыскать не было можно, однако я не написал».



Здесь у Малевича было любимое дерево – старый дуб, одинокий, возвышающийся над полем между Немчиновкой и Ромашково. 

Во время прогулок Казимир Северинович часто его навещал. Просил похоронить себя в Барвихе, на обрыве. Только это запретили.

И когда в 1935 году художник умер, его захоронили под его любимым дубом. На ветку дуба повесили ленту: «Здесь похоронен знаменитый художник К.С.Малевич».

На могилу поставили куб, на нём – чёрный квадрат. Лучшего надгробия и не придумать.

В Великую Отечественную всё это разорили. Затем могила была найдена, её восстановили, но уже на новом месте.

А теперь вот будет ещё парк.