Фальшивое Средневековье

Самая весенняя постройка на Рублёвке – это, без сомнения, барвихинский замок. Он же замок Мейендорф. Башенки, нарядные печные трубы, окошки-бойницы. Небольшой парк над речкой Саминкой. Романтика весны. Разумеется, видно, что всё это Средневековье – подделка XIX века. Но это уже не так важно. Тем более владел этим замком настоящий барон.

Замок и барон нашли друг друга через весёлую вдову, Надежду Александровну Веригину, в девичестве Казакову.

Ещё до первого замужества Надежда получила от отца подарок – дом. Но сразу же распорядилась этот дом снести и выстроить на его месте такую вот «игрушку». Архитектор Пётр Бойцов великолепно справился с задачей. Это было в 1885 году.



Шли годы. Надя вышла замуж, овдовела. Продолжала наслаждаться жизнью. Феликс Юсупов, хозяин соседнего Архангельского, писал: «Неподалёку от Архангельского на холме громоздилось подобие старонемецкого замка, словно перенесённого сюда с берегов Рейна. Хозяйка с фигурой богини, которую местные острословы называли affe popo, что в переводе означает «вертихвостка», хвасталась своим многочисленным гостям тем, что каждое утро она принимает ванну из лепестков роз».

А в 1904 году «богиня» снова вышла замуж – на этот раз за остзейского барона Михаила Феликсовича Мейендорфа. Тот мартовским котом подкатился под бочок Надежды Александровны, и неизвестно, что тут его больше привлекало: немолодая (50 лет) молодая или замок с башенками. Похоже, что второе. Замок и барон друг с другом очень гармонировали.

Красавец-барон

Замок сразу стал баронским. Он продолжал быть собственностью своей первоначальной владелицы, но окрестные дачники принялись величать постройку замком барона Мейендорфа. Тот был на семь лет моложе своей новой жены. За год до свадьбы он развёлся с прежней – Еленой Павловной, урождённой Бобринской, бывшей фрейлиной императрицы Марии Александровны. Сам Михаил Феликсович к тому моменту был чиновником по особым поручениям при министерстве иностранных дел. Статским советником, камергером.



Супруги много времени проводят за границей. Посланник в Дании Карлос Матвей Людвиг Константин Отто Буксгевден примечал: «Привыкший к светской жизни в больших центрах, барон Мейендорф, равно как и его жена, очень скучают в Копенгагене... В поисках развлечений барон передаётся довольно рассеянному образу жизни... К сожалению, некоторые смешные подробности этих развлечений сделались известными датчанам, несмотря на меры, принятые для сохранения тайны, и создали... несколько насмешливое отношение к нему со стороны местного общества, очень, впрочем, ценящего его многочисленными приёмами».

Этакий ловелас, жуир, душа компании. Высокий лоб, интересные усики. По большому счёту Наденька тоже не прогадала. Тем более сама она была, как говорится, не подарок. Внук старого садовника (при замке был старый садовник, стиль выдерживался полностью) Б. Холмогоров вспоминал: «Надежда Александровна была некрасива. На лице её были следы экземы, она всегда сильно пудрилась. Характер её был сильно жестокий».

Хозяин замка

Но с лица воду не пить, тем более с такой недвижимостью. Михаил Феликсович с удовольствием играет роль хозяина. Сооружает вокруг замка крепостную стену, наполняет комнаты коллекцией оружия. Даже не комнаты, а залы. Именно при нём возникает уже упоминавшийся парк. А в главном зале, на кессонном потолке, он помещает гобелен «Потоп» семнадцатого века. Но главное в нём даже не потоп, а буквы, вышитые по распоряжению хозяина: Н и Х – «Дом Икскулей». Так раньше назывался род баронов Мейендорфов.



В 1914 году супружеская чета в очередной раз выехала за границу. Но – сначала из-за Первой мировой войны, а затем из-за революции – они в Россию так и не вернулись. После смерти Надежды Александровны, которая случится в 1939 году, Михаил Феликсович горевать долго не станет. Спустя несколько месяцев он, будучи 78-летним бодрым старичком, женится в третий раз – на 50-летней Альме Борген. И в 1941 году барон отправится в ад или в рай, мы точно этого не знаем. А в замке с башенками разместят колонию для осиротевших детей воинов-красноармейцев...