До недавнего времени казалось: уж если говорить о садах, то нет в мире континента благополучней примерной Европы.

Вилла Адриана и сады Боболи, Версаль и Сан-Суси, Шенбрунн и Ла Казерта – именно в Старом Свете расположены великие парки мира, это оттуда всю жизнь шла к нам «зелёная мода». 

О том, чтобы устроить у себя французский парк или английский, русский человек уединённо размышляет уже триста лет, посматривая с завистью в край стриженых боскетов и изумрудных лужаек. Смотри «Мёртвые души», том первый, глава вторая – «Путешествие в Маниловку».

Но Европа, увы, уже не та – и оттуда стали приходить тревожные для нас, садоводов, вести. В прошлом году навсегда перестал принимать посетителей сад Пита и Ани Удольфов в местечке Хюммело на границе Голландии и Германии. 

Удольфа часто называют последним из великих садовников Запада. В восьмидесятых он совершил переворот в садово-парковом искусстве, похожий на тот, что его соотечественник Рэм Колхас сотворил в архитектуре. 

Постмодернист и весельчак Удольф предложил разбивать сады «от противного», где главным системообразующим элементом были бы не деревья и кустарники, как у Людовиков и Виндзоров, а травянистые многолетники – растения, которые всегда считали сорняками. 

Преимущество сада Удольфа в том, что его можно устроить на небольшой площади, а на пик декоративности он выходит не за десять лет, как древесно-кустарниковый, а за три года.

Прошёл год, и вот неделю назад из той же Голландии сообщили, что закрылся ещё один образцовый сад, известный всем садоводам-инстаграмщикам, бывший местом паломничества последних десятилетий – Якобстуин на севере страны, во Фризии.

Это тоже был сад многолетников, и его тоже на протяжении двадцати лет делали, экспериментируя на все лады, в небольшом поместье вокруг собственного дома два влюблённых в природу энтузиаста – бывший инженер сцены Яп де Врис и его жена Мария. 

Причём если Пит Удольф просто закрыл свой сад от посторонних, то чета де Врис продаёт сад и вовсе переезжает в имение поменьше. 

«Закаты и восходы в туманном кружеве любимых соцветий и колосков – это прекрасно, – рассуждает Мария. – Но, заводя сад, подумайте тысячу раз, справитесь ли вы с ним. 

Или будьте готовы нанимать садовников. Поверьте: сад, каким бы на вид простым он не был, всегда будет требовать гораздо больше времени, чем вы предполагаете!».

Золотые слова! Сколько раз мне доводилось произносить их, консультируя святых в своей простоте рублёвских землевладельцев, решивших устроить на песках Николиной Горы «маленький Версаль» или уже вкопавших в бесперспективный суглинок еловой чащи посёлка «Ландшафт» заморских экзотов на миллионы рублей, а то и евро, и удивлённых тем, что на Европу всё равно почему-то не похоже: половина кустов на второй год загибается, а прямые линии стрижки вскоре начинают напоминать тревожные протуберанцы русского мира, его, по Гоголю, чушь и дичь! 

Помню одного ретивого банкира, от которого я попросту сбежал: он хвастался, что построил дом меньше, чем за сезон, и вознамерился провернуть такую же штуку с садом, для чего, ещё до моего приезда, успел зачем-то снять весь и без того неглубокий плодородный дёрн, заменив его песком. 

Когда я сообщил, что только восстановление этого ущерба и посадка сада займут несколько лет, и ещё лет пять понадобится, чтобы всё укоренилось и разрослось, и всё это время сад надо будет контролировать, подкармливать, подрезать, формировать – он решил, что я шучу. 

Мол, чего тут такого: посадил, да и всё! Пошлю ему, пожалуй, ссылку на интервью Марии де Врис. Пусть задумается, почему по-настоящему великих парков в Европе не разбивают со времён абсолютных монархий. 

И воздаст запоздалую дань исчезающему искусству, перефразируя Ницше, философствовать граблями и секатором посреди маниловщины и хлестаковщины последних времён.