Лекция «Светотень»: Караваджо и его значение для кинематографа» прошла в Московском музее современного искусства. На лекции члена правления Союза кинематографистов России, вице-президента Гильдии художников кино и ТВ Аддиса Гаджиева рассмотрели основные принципы, введённые реформатором европейской живописи ХVII века и получившие невиданное развитие в веке ХХ. Отметим, лекция прошла в рамках курса «ММОМА Cinema x Московская школа кино». Расписание лекций этого сезона можно посмотреть на сайте http://www.mmoma.ru/lectures/.
Художник, что рисует свет
Микеланджело Меризи да Караваджо — знаменитый итальянский художник, один из крупнейших мастеров барокко. Гениальный настолько, что среди его культурного наследия не обнаружено ни одного наброска или эскиза: все свои замыслы художник переносил сразу на холст. Он одним из первых применил манеру письма кьяроскуро, а также тенеброcсо (композиции с сильными контрастами освещения, игрой света и тени).
Караваджо жил в период контрреформации в Италии, когда священство объявило художникам и интеллектуалам «охоту на ведьм». Именно тогда за свои идеи пострадал Галилео Галилей, а обнажённые античные статуи прикрылись фиговыми листьями. Что касается работ Караваджо, то они тоже подверглись огромному количеству нападок со стороны церкви, из-за которых (в частности) жизнь великого художника оборвалась в 38 лет.
Караваджо в основном изображал на своих полотнах «людей с улицы». И как изображал! С предельным, в ту эпоху непонятным и ненужным натурализмом: тщательно вырисовывая морщины на лицах, набухшие вены на ногах, натруженные руки.
— Без преувеличения, Караваджо — предвестник кинематографа. Его картины — настоящие кинокадры, настолько они правдоподобны, — говорит Аддис Гаджиев. — Ещё когда не было в искусстве стиля реализма де-юре, де-факто он уже был у Караваджо. И если, например, картины Тициана языком кинематографа повторить сложно, то полотна Караваджо — намного проще.
Крупнейший исследователь творчества Караваджо искусствовед Роберто Лонги писал: «Без Караваджо не было бы Риберы, Вермеера или Рембрандта. И Делакруа, и Мане писали бы по-другому».
Осмелимся добавить, что и кинематограф без Караваджо был бы совсем другим! Ведь влияние великого итальянца ощутимо и во многих работах Сергея Эйзенштейна. Взгляните на его Ивана Грозного!
Кадр из фильма «Иван Грозный» 1945 г., реж. Сергей Эйзенштейн
Влияние Караваджо отчётливо заметно и в творчестве кинематографистов немецкого экспрессионизма первой половины ХХ века: Фридриха Мурнау, Фрица Ланга и Роберта Вине, одним из главных инструментов которых было специфическое драматическое освещение (антагонизм света и тьмы), создающее определённую театральную действительность. Тем, чем для советского кино тех лет был монтаж, для кинематографа Германии стал свет.
Кадр из фильма «Фауст» 1926 г., реж. Фридрих Вильгельм Мурнау
— Свет Караваджо художественный, но не искусственный. В отличие от маньеристов Вазари, Арчимбольдо (а ещё его можно обнаружить у Рафаэля, Тициана и Тинторетто), чьё искусство сублимирует повышенный спиритизм с эротизмом и где свет «полирует» действительность, Караваджо обращает внимание на простые вещи: уличную жизнь, быт простолюдина, где свет становится основным действующим лицом, «вытаскивая» из темноты значимые фрагменты. То есть Караваджо оставлял естественный источник освещения, подчиняя его своей драматической задаче, — продолжает Аддис Гаджиев. — Свет и тень у Караваджо, равно как линия у Микеланджело Буонарроти, как колорит у Тициана и как композиция у Тинторетто, передают смысл происходящего, то есть драматургию сюжета! Поэтому светотень в полотнах мастера становится инструментом передачи настроения. Я бы назвал этот свет художественно-драматическим, даже театральным.
Помимо немецкого экспрессионизма, где совершенно естественно увидеть приёмы, используемые Караваджо, мы можем их обнаружить в творчестве шведского режиссёра Ингмара Бергмана — в его работах «Лето с Моникой» (1953), «Улыбки летней ночи» (1955), «Земляничная поляна» (1957).
Кадр из фильма «Лето с Моникой», 1953 г., реж. Ингмар Бергман
Отметим известного итало-американского оператора Витторио Стораро, получившего премию «Оскар» за фильмы «Апокалипсис сегодня» (1979), «Красные» (1981), «Последний император» (1987). За особый визуальный язык его называют «Караваджо с экспонометром». Высшей похвалы оператору не придумать! «Каждый мой фильм — это разрешение конфликта между светом и тенями. Свет выявляет правду, а тени её прячут», — говорил о себе Стораро.
Особенно любят Караваджо операторы, для которых свет и тень — самый важный инструмент визуализации. Легендарные Георгий Рерберг, Леонид Калашников и Вадим Юсов (практически соавторы Тарковского, Данелии, Кончаловского и других знаменитых режиссёров) пытались перенести волшебную игру света и тени на экран. И успешно!
Вспомните кадры из фильма «Станционный смотритель» (1972) режиссёра Сергея Соловьёва, ведь кадры происходящего в жилище Самсона Вырина — практически копия работ Караваджо. Оператору Леониду Калашникову удалось добиться поразительного сходства. Благодаря «караваджевскому» свету в стенах дома смотрителя, только он сам становится самым живым и положительным персонажем. Цветовая гамма работает на подсознание зрителя. Вот так свет может придавать масштабное звучание самым банальным сценам.
