Перед журналистом, да и перед всяким литератором, вечно стоит проблема поиска первой фразы — от нее во многом зависит, удачный выйдет текст или так себе, проходной. Менеджмент ресторана Ruski в Сити позаботился о том, чтобы избавить меня от этих нестерпимых мук. В ресторан меня попросту не пустили.
То есть поначалу вроде все шло по плану: специальной девушкой с нижнего ресепшена был вызван лифт на 85-й этаж (ресторан справедливо гордится феноменальной панорамой на железную дорогу, зоны отчуждения и автобусные парки, щедро разбросанные в этой части столицы), она вполне любезно проводила меня до лифтового холла.
Однако тут, как написал бы Габриэль Гарсиа Маркес, «подул ветер ее несчастий» — в данном случае не Эрендиры, а моих.
Какой-то вполне невзрачного вида господин в мятом черном костюме на не слишком свежей белой рубашке преградил своим тщедушным телом путь в кабину, заявив, что мне туда нельзя.
«К нам такие люди ходят!» — заявил он. Словно в подтверждение этих слов в холл зашел мой друг, основатель газеты «На Рублевке», создатель выдающегося издательского дома Independent Media, обозреватель газеты «На рублевке Life» (читайте его колонку в этом номере) Дерк Сауэр в безрукавке, идеально подходившей к этому вполне теплому деньку.
«К нам можно только в пиджаке», — очень, как потом выяснилось, не к месту заявил черный костюм.
На подмогу ему откуда-то соткался представитель, как сказала бы моя бабушка, нацменьшинств — молодой, рослый, в белой футболке с чем-то типа обильных джунглей на ней.
«Вы больше не можете находиться в ЭТОМ здании», — сообщил он и, если называть вещи своими именами, вывел меня за пределы чистилища. Однако у меня был серьезный повод подняться в Ruski: мы должны были отметить назначение близкой подруги на должность, что называется, не из рядовых.
Поэтому пришлось действовать по принципу «ты их в дверь — они в окно», и я опять подался в фойе главного входа, на нижний ресепшен. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил в лифтовом холле коммерческого директора РБК, мою подругу Людмилу Гурей объясняющей черному костюму, а заодно и джунглям, кто такой Дерк Сауэр.
«Ему можно без пиджака!» Они, в свою очередь, объясняли ей ровно то же самое: ему — можно. А случилось вот что. Случился поразительный случай голландского, да и вообще европейского, подхода.
Услышав, что кому-то нельзя без пиджака, Дерк, наивный, порядочный человек, культурный в самом прямом, четком смысле этого слова, решил, что ему без пиджака тоже никак нельзя.
В его протестантском сознании, к тому же прошедшем через соблазны крайних социалистических идей, не может быть так, что одному — можно, а другому — нельзя. Таково устройство всякого свободного, не рабского, не в черном костюме и не в футболке с джунглями ума. Что про пиджак — вранье, ему не могло даже в голову прийти.
Выяснилось, что, однако, способ подняться на недостижимую высоту ресторана Ruski за десять минут скандала на пустом месте появился. Для этого ожидавшая меня девушка должна была спуститься с 85-го этажа, забрать меня и снова подняться на 85-й.
Этот маневр показался мне оскорбительным и невозможным. Вместо моей подруги спустилась некая менеджер Светлана, которая начала врать про то, что у них первый раз забронированы все столики, что поэтому жуткий контроль и происходят всякие неприятности.
Она прекрасно понимала, что говорит неправду, что дело было не в этом, и, видимо, будучи человеком не вполне потерявшим совесть, так ни разу и не подняла глаз от бумажки с бронированиями, за которую держалась, как тонущий — за соломинку.
Есть люди, которым нравится лгать, ей этот процесс не доставлял удовольствия. Мою подругу все-таки заставили спуститься на первый уровень ресторана, чтобы, как ребенка — в детский сад, отвести меня за стол. Я не имею никакого желания писать о съеденном без настроения и выпитом без желания. В ресторан я пришел абсолютно трезвым, из редакции журнала L’Officiel, где сдавал в печать тексты о красивой московской жизни.
Наркотики я не употреблял никогда в жизни. Публикую фигурный леденец, сопровождавший два счета. Я сохранил его, чтобы, по возможности, передать человеку, который стал автором моего испорченного вечера. Я умею прощать обиды — даже довольно сильные, нанесенные исподтишка, людьми без Ф. И. О., возможно, даже без черного костюма и джунглей на приятно холмистых плечах.