– В последнее время «Мегаполис» всё настойчивее переходит с концертных подмостков на театральные. Премьера спектакля «Ноябрь», вышедшая в год пандемии, – очень знаковое событие и для вас, и для театральной жизни Москвы. Как происходит переход от музыки к театру?

– В театр мы попали абсолютно случайно. Сначала был проект «Из жизни планет» – музыкальное приношение неснятым фильмам 1960-х. Наткнувшись на это великое и ужасное кладбище, я сделал музыкальное посвящение. Материал существует в виде двойного альбома, а за интернет-ресурс мы получили национальную премию «Книга года».





Пришла идея, что это может быть реализовано на сцене – в форме музыкального спектакля. Для разговора о жизни после смерти, свободе и несвободе, художнике и власти я выбрал форму storytelling и livemusic.

Мы вдруг открыли, что, по всей видимости, театральная сцена является для «Мегаполиса» идеальной площадкой. В первую очередь по причине её камерности. Я утверждаю, что концерт будущего будет отличаться от аттракциона всего одним критерием: если пот на лице музыканта можно видеть невооружённым глазом из любой точки зала, – это концерт, а если на больших экранах – это прекрасный музыкальный аттракцион. В этом нет противоречия.





Похоже на тренд, связанный с приватностью: люди уходят из социальных сетей и стремятся жить такой жизнью, которой жили до их изобретения. Театр – история про внимание, про интимность.





– Ваш спектакль «Ноябрь» родился во время пандемии. Как эволюционировал его замысел?

– В августе прошлого года подтвердилась премьера в «Электротеатре», были сняты ограничения, но надвигалась вторая волна эпидемии, и я с ужасом подумал, что в названии нашего проекта – «Ноябрь» – мы получаем какой-то сильный, непредсказуемый смысл. На ноябрь, если вспомнить, пришёлся пик второй волны, впереди была долгая зима, вокруг, как в бою, падали люди, мы теряли друзей в прямом и в переносном смысле. Месяц ноябрь – абсолютное безвременье, зависание в экстремально отрицательной точке, но в предвкушении движения вперёд, новой жизни и музыки. Наш «Ноябрь» оказался именно таким.





Я попросил художника, оформлявшего пластинку, взять самый очевидный «ноябрьский» кадр и перевести его в ослепительно-яркие краски. Таким образом, мы нашли визуальное выражение того, что содержалось в нашей музыке.

Принцип «большого круга» – год–день–жизнь человека – проявляется в спектакле. Это прописано в альбоме, начало и конец зарифмованы от Мандельштама («Я вздрагиваю от холода») до Иванова («Всё есть круг»). 





– Зритель «Ноября» сначала ощущает некий хаос, потом ловит волну и погружается в атмосферу спектакля, затем начинает ловить от этого кайф – и тут спектакль заканчивается. 

– Режиссёр Борис Павлович не случайно называет «Ноябрь» спектаклем второго просмотра. Как есть фильмы второго просмотра, когда к финалу у тебя складывается полная картинка и ты немедленно хочешь его пересмотреть: у тебя есть декодер, таблица ключей – всё необходимое, чтобы насладиться. 

– Для творческой личности пандемия и связанные с ней ограничения локдауна – зло или благо? 

– Величайшее благо. Такого года у меня ещё не было. Пошло движение вглубь, ты начал мерить жизнь не в километрах, а в миллиметрах и даже в микронах. Вместо огромных пикселей ты достиг немыслимой глубины, созерцая мир вокруг. Для меня это оказалось немыслимым подарком. Мне требовалось уединение: я завершал работу над альбомом, готовил спектакль. Год 2020-й – самый счастливый для меня. 





– Многим с совершенно особой стороны открылась природа. 

– Те, кому удалось вырваться из города, наблюдали каждый день закаты, облака, цвет реки, пропуская через свои руки первую почку, первую травинку, цветок. Я назвал бы это «великим присутствием». 

В Москве «быть в моменте», здесь и сейчас, для нормального человека сложно: у тебя всегда либо завтра, либо вчера. И сто́ит больших усилий проползать каждое мгновенье, рассматривая его широко открытыми глазами. Вне города это иначе: там нет вчера и завтра, там есть только сейчас. 





– Большое место в вашей жизни занимает «Клуб путешественников Михаила Кожухова». Как эта вторая область деятельности сочетается с основной?

– Это одно из проявлений моей индивидуальности. Я свободный человек, разобрался со свободой давно: с 1988 года не работаю, а занимаюсь любимым делом. Любимых дел у меня много: выступаю, преподаю, веду авторские программы на телевидении, продюсирую, пишу книги. В числе прочих занятий я «душа компании» в «Клубе Кожухова».





Это позволило мне оказаться в таких точках мира, куда я либо не решился бы, либо не смог и даже не захотел бы сам путешествовать. География моих поездок в 2019 году – 16 стран: Бутан–Непал, Чили–Перу, Португалия, Польша, Италия…

Я открываю для себя мир и достраиваю пазл – географический, культурный, исторический, музыкальный и даже кулинарный. Ясно, что, путешествуя, ты познаёшь себя, а возвращаясь, получаешь шанс посмотреть по-другому на свою среду обитания, сделать выводы.





Но это ещё не всё. Всю жизнь я создаю ансамбли – играю в них, продюсирую. В путешествиях с «Клубом Кожухова» я «душа компании» и отвечаю за душу. За «тело» отвечают те, кто создаёт программу и рассказывает увлекательные истории. Для меня важно, чтобы сложился ансамбль из группы путешественников, видящих друг друга впервые. Я всегда провожу аналогию с группой музыкантов, в которой музыка рождается только в ансамбле. 





При возникновении ансамбля каждый участник видит и чувствует в стократ больше, впечатления заходят в него в стократ сильнее. Это даже не всегда заметно, но вечером я могу сказать: «Дорогие, наша группа путешественников превратилась в ансамбль!» И все понимают: да, это произошло, мы стали другими и чувствуем иначе.

В конце путешествия, по мере отделения от ансамбля одного участника за другим мы осознаём, что мир вокруг меняется, теряет сладость и прелесть и каждый превращается просто в единицу…





В 2020 году у меня было всего два путешествия. Первое – на Кольский полуостров, второе – в Анапу. И они затмили 16 экзотических предковидных путешествий 2019-го. Почему? Берлин 2000 года несопоставим с Берлином 2020-го, когда всё только начинается, происходит движуха, зарождается энергия! 

Живёшь на Кольском в глэмпинге, в шатре, видишь Северный Ледовитый океан, поднимаешься на сопку, идёшь по маршруту 16 километров, встречаешь укрепления проходившей здесь линии фронта, орудия и траншеи. И твой проводник, бывший физрук, работающий с трудными подростками, идёт в своём привычном темпе.





Большинство туристических маршрутов мира комфортны и безопасны. Но на них рядом с тобой находятся сто тысяч человек. И всё растаскивается на мелкие кусочки. Даже если ты попал в точку мира, куда стремился и заранее особенно любил, всё равно чувствуешь себя как на аттракционе. Здесь – настоящее.

20-минутный инструктаж – и едешь на квадроцикле по полуострову Среднему. Постоянно меняется ландшафт: то Прибалтика, то Сицилия, то Большой каньон. Купаешься в Северном Ледовитом океане, ложишься на землю и поедаешь дикие ягоды. Такое ни с чем не сравнится: достаточный уровень комфорта, доро́г почти нет, поэтому природа пока ещё не затоптана. 





Анапа вообще стала для меня открытием. Это винодельческий регион (они называют себя Русским Кавказом), где я, встречаясь с виноделами, слышал столько историй – и все об одном: как человек обрёл своё счастье. Они производят удивительное вино, которое признаётся во всём мире: 92 по шкале Паркера – серьёзный показатель. Я так страдал, что живу не в винной стране, а к концу путешествия понял: наоборот, живу в стране винной. 

К большому счастью, затраты человеческой энергии в путешествии не имеют ничего общего со вторым законом термодинамики: чем больше отдаёшь, тем больше получаешь. Как на концерте: отдал – получил, и так до бесконечности, а в конце взлетел. Когда я читаю лекции, происходит то же самое.





– За годы ваших путешествий с «Клубом Кожухова» что оставило наиболее глубокий след?

– Когда мы пришли на Фареры на «Крузенштерне», четырёхмачтовом барке из серии Flying P, построенном в 1926 году, совершавшем трансатлантические переходы, безупречно просчитанном

 По тем временам это был хай-тек: самые мощные лебёдки, заоблачное жалованье матросов, отделанные красным деревом кубрики. Идеальный парусный корабль. На плаву сохранилось всего два: «Крузенштерн» и «Седов», немецкие парусники, отданные нам по репарации. 





Когда вокруг океан (а в океане и волна, и зыбь, и ветер — всё другое) и ты выходишь ночью на палубу, становится понятно: ты один, корабль один, экипаж один, ветер один, океан тоже один. Всё! Небывалое ощущение целостности. Как только сходишь на берег, всё рассыпается. И на корабле всё не так, как на круизном лайнере. Ты получаешь матросскую книжку и становишься практикантом: учишься совершать учебные подъёмы, постановку и уборку парусов.

Тренировочный подъём на 18 метров по вантам кажется несложным, но когда на полпути организм отказывается слушаться, ты вцепляешься в ванты и даже выйти на марсову площадку становится проблемой, еле-еле спускаешься вниз, даёшь себе зарок ни под каким видом к мачте не подходить. Но уже завтра ты первый в очереди, и следующий подъём – на 42 метра (высоту 12-этажного дома) – преодолеваешь. 





Когда я впервые поднялся на самый верх и стоял на сайлинге, было неизвестно, как поведёт себя организм во время подъёма, ведь страх высоты – вполне объяснимое чувство. Целый год потом я тренировался, и на следующий год уже быстро вскарабкался на сайлинг, вышел на рею, участвовал в постановке и уборке парусов.

Преодоление – очень сильное и редкое впечатление, поступок на уровне выживания: здесь и сейчас. И всё-таки самое сильное впечатление было не там. Мы пришли на Фареры, сели завтракать, и я попробовал воду. Такой воды я никогда не пил и, наверное, пить не буду. Я вдруг понял: какой же это космос – вкус воды!

– Чего в вас больше – музыки, поэзии, литературы, театра? Есть ли ещё замыслы после двух романов – «Юбка» и «Небесный Стокгольм»?

– Когда я в режиме музыки – я музыкант, когда в режиме литературы – писатель, и во мне существуют мои герои, их диалоги. Они живут своей жизнью, и я записываю их разговоры. Я не совмещаю «режимы». И сейчас обдумываю два новых романа. 





– Вы – человек мегаполиса в прямом и переносном смысле. Как повлияла пандемия на соотношение города и загородной жизни в вашей повседневности?

– При первой же возможности мы уезжаем в отдалённое, потаённое место, где можно не только спокойно работать, но и жить, наслаждаясь каждым моментом. Если же мне необходимо находиться в Москве, я не отказываю себе в долгих прогулках – по паркам и набережным города или в ближайшем Подмосковье, выбираясь в направлении Рублёво-Успенского шоссе. Эти места для меня важны близкими друзьями, людьми, их олицетворяющими, – Жуковка, Николина Гора, Звенигород. 

Всё началось в конце 1980-х, когда Артур Пилявин (группа «Квартал») стал устраивать «посиделки на огороде».

У них был участок в «Горках Х», и Арик, человек талантливый, открытый, весёлый, решил просто собирать друзей «на огороде»: костёр, гриль, вино, песни. Туда приезжала половина творческой Москвы. Это был плавильный котёл, там можно было встретить кого угодно из музыкантов.





Или незабываемые вечера на даче Артемия Троицкого в районе Звенигорода – старый дачный посёлок, нетронутая природа… Или Саша Липницкий – наша недавняя потеря и боль – с его удивительной средой обитания на Николиной Горе. Место, где он записывал альбомы, устраивал музыкальные перформансы и выставки в его галерее – преобразованном гараже знаменитого посёлка РАНИС. Просто жил и любил, наполняя собой всё вокруг. Вспоминаю совсем недавние сумасшедшие празднования Сашиного дня рождения. Все играли… 

Рублёвка всегда была местом «разным», но, что бы там ни происходило, она связана у меня с хорошими людьми и тем духом, которым эти люди напитали пляжи, тропинки, спуски к реке, волейбольные площадки, сосны, закаты…