— Виталий Наумович, ваша биография весьма насыщена – вы работали врачом-психиатром в НИИ скорой помощи им. Склифосовского...

— Да, я занимался суицидологией, сексологией и многим другим. В своё время я создал и юридическую фирму, которая работает до сих пор, – достаточно большую, кстати говоря. 

Почему я ушёл в строительство? Я – потомственный медик, но в мединститут меня, можно сказать, загнали. Мне там было очень скучно, поэтому уже на втором курсе я пришёл в комитет комсомола и предложил свои услуги: «Давайте я вам хорошую дискотеку сделаю».

Институт, по меркам Винницы, был большой, но развлекаться молодёжи было негде. Я категорически не хотел ехать в колхоз собирать сахарную свёклу. 

И чтобы освободиться от этой повинности, я «пробил» помещение в подвале общежития и сделал огромную дискотеку, которая проработала все годы моей учёбы. По тому времени всё было фантастически круто. И вход был платный.

А потом, когда приближалось распределение, нужно было выбирать узкую медицинскую специализацию. И тогда у меня спросили: «А ты сам-то куда хочешь?». Я честно ответил, что ещё не думал. И мне сказали: «В медицине самая главная заповедь – «Не навреди», так что иди в психиатрию». 

Я подумал: хорошая идея, и пошёл в эту область. Стал психиатром, женился, переехал в Москву. С будущей женой я познакомился на своей дискотеке. В Москву приехал молодым специалистом, стал работать в Институте им. Склифосовского, занимался психосоматикой. Потом перешёл в Центр лечения острых отравлений, где моей сферой была суицидология.

А в строительство я попал очень просто – 1 января 1990 года я написал заявление об уходе из Склифа, у меня уже был маленький медицинский кооператив на Киевском вокзале. Тогда я познакомился с одним, очень серьёзным бизнесменом и создал вышеупомянутую фирму.





— А у вас было какое-то юридическое образование?

— Нет, юридического не было. Я – менеджер, «управленец». Представьте себе, 1991 год. Создаются первые компании. Всё это требует устава, документов, договоров. 

Нужно пройти определённые инстанции. Тогда ещё не было нотариата, адвокаториата частного. Я создал юридическую фирму, аудиторскую компанию и нотариальную контору. Получился маленький холдинг: машина работает, люди ходят, всё крутится.

В офисе в Денежном переулке я сделал роскошный ремонт – как понимаете, ремонтировать я умел всегда. И вот однажды мне стало скучно, я посмотрел в окно и увидел разрушенный дом. И начал им заниматься. 

Понимаете, в то время появились первые серьёзные деньги в стране. Приезжают нефтяники в Москву – и нечего купить в столице. На рынке не было солидного продукта, и я начал расселять коммуналки в центре города – на Арбате, на Тверской-Ямской, делал первые дорогие ремонты.

Вот есть старая коммунальная квартира, с энергетической точки зрения крайне непростая, ибо там жили многие поколения людей.... Я брал экстрасенсов, чтобы они чистили энергетический фон. Это были 1992-1993 годы. 

И вот у покупателя лежат не только документация на квартиру, чертежи, планы, но и отчёт об экстрасенсорном очищении. Однако в «Довиле» и «Трувиле» я этого не делал – здесь и так лес, первозданная природа.

— То есть опыт в психологии вам помог и в строительстве?

— Ну, естественно, помогал. Никто не отменял человеческую душу в любых сферах.

— А расскажите немного о вашей команде...

— Я, как и, наверное, любой человек, прохожу серьёзную трансформацию: психологическую, интеллектуальную. Так вот, тогда я понимал, что мне нужно либо оставаться в Москве и заниматься многоэтажным строительством, либо уходить за город. 

В 1991 году я в первый раз съездил в США. И увидел, что любые большие города живут в пригородах, – ту самую одноэтажную Америку.

И я понял, что рано или поздно такая ниша появится и в нашей стране, причём довольно большая. Тогда же я познакомился со своим компаньоном, у которого был кусок земли в районе Рублёво-Успенского шоссе, и мы стали с ним заниматься, подбирать людей.

Я многие годы формировал достаточно серьёзную частную архитектурную библиотеку, сейчас она – одна из лучших в Москве. У меня даже есть специальное книгохранилище с настоящими раритетами. 

И эта библиотека очень помогла, когда я набирал кадры. Понимаете, в то время в отечественных архитектурных вузах людей учили заниматься «хрущёвками». И им нужно было сделать шаг от советского менталитета на следующую ступень.

Я подбирал архитекторов, которые пытались делать что-то новое – смотрели, учились…





— Для тех, кто сейчас хочет заняться архитектурой, куда посоветуете поступать, с чего начинать?

— «Каждый выбирает для себя» – вы знаете эти строчки Окуджавы. Здесь я ничего не буду советовать, этот вопрос пусть каждый решит для себя. 

Моя дочь сейчас собирается стать архитектором, неплохо рисует. Но мы не учимся на чужих ошибках, только на своих. По-другому в жизни не бывает.

— Какой ваш проект был наиболее вашим по духу?

— Абсолютно риторический вопрос, я вам него не отвечу. Почему? Потому что я – человек достаточно творческий. Я построил не десятки посёлков, а штучные вещи – «Николино», «Довиль», «Трувиль». 

Сейчас активно занимаюсь Грецией, собираюсь там возвести целый город. Живу этим проектом, находясь под постоянным wow-эффектом. Конечно, надо следовать трендам и моде.

Россия гораздо динамичнее развивается, чем многие страны. За короткий период мы прошли очень много этапов. Это всё принципиально влияет на вкусовые предпочтения. 

Если человек говорит: «Я люблю только классику, и всё», это не означает, что завтра он не скажет другого. Взглядам людей свойственно меняться.

— А как вы относитесь к современной архитектуре?

— Ответный вопрос: что такое современная архитектура?

— Ну, например, что-то футуристичное. Бюро Захи Хадид, работа которой есть и на Рублёвке...

— Совершенно замечательно. Биоорганические формы, в которых работала безвременно ушедшая Хадид, совершенно гениальны. В греческом проекте мы работаем с ведущими греческими, английскими и нашими архитекторами, применяя самые современные тренды в архитектуре и строительстве. 

Начиная с «биоклиматики», альтернативных источников энергии, вписывая органические архитектурные формы в горный Критский ландшафт. Сам я совершал ошибки.

Раньше я был сам себе маркетолог, сам занимался исследованиями и считал, что я – самый умный. Тогда мне было около тридцати. 

Потом становишься старше, начинаешь прислушиваться к профессионалам, заказывать исследования, получать определённые базы данных, отслеживая, что будет в ближайшие годы.

При работе над большим проектом надо предвидеть на пять, семь, десять лет вперёд. Будет ли так, что через десять лет по нажатию кнопки помещение заполнится виртуальной реальностью или этого не будет ещё? Всё это надо просчитывать.





— Расскажите о доме, в котором вы живёте.

— Стиль, в котором мы все сегодня работаем, называется современный стилистический диссонанс. Им сегодня живёт наше общество. Это достаточно всеобъемлющая вещь, которая включает в себя много чего. 

Поскольку я живу в посёлке «Довиль», дом выглядит снаружи так же, как и весь посёлок. Внутри, конечно, я использовал много разных фишек.

— А семья принимала участие в отделке?

— У меня жена-архитектор, с хорошим вкусом. Как сексолог, могу вам точно сказать: для семейной жизни очень важно совпадение вкусов. 

Если они будут одинаковые, не будет конфликтов. Если же кто-то будет свои вкусовые предпочтения гасить, станет возникать много проблем.

— Уж если мы заговорили о вкусах, расскажите о ресторанах в ваших посёлках...

— Я отвечу более широко. Когда я создавал свои посёлки, ставил целью создание комфортной среды проживания. Это не дом, а общественное пространство. Я старался не продавать землю. Делал посёлок, сохраняя общий дух.

— А всё-таки про кухню и еду...

— Я – человек со склонностью к полноте. Поэтому моя жизнь – бесконечная диета и борьба с весом. Вот вам мой честный ответ, вот мои вкусы. Еда для меня – это лекарство, всё самое вкусное я уже съел в своей жизни. Хватит. Уже нужно думать о себе.

— А если с семьёй вы ходите?

— Мы всей семьёй предпочитаем лёгкую средиземноморскую кухню. Конечно, я могу с огромным удовольствием съесть свиной шашлык, но потом будет тяжело.

— А куда вы с семьёй можете выйти, у нас на Рублёвке, например?

— Мне проще ходить в мои рестораны, по крайней мере, не отравлюсь. Недавно ходил со знакомым в очень хороший ресторан на Рублёвке.

А друг потом говорит – лучше бы с тобой не ходил. Опять же вы беседуете с человеком, которому уже почти шестьдесят, у меня есть свои взгляды, свои предпочтения.

— У вас в следующем году юбилей, расскажите, как планируете отмечать?

— Просто – на юбилей я куда-нибудь уеду с очень узкой компанией. Когда отмечали моё пятидесятилетие, было пятнадцать человек, включая семью. Я никогда не был публичным человеком, вообще стараюсь не давать интервью. 

И не хочу светиться лишний раз. Моя засветка – это моя работа. Я уверен – лучше «Довиля» и «Трувиля» уже не будет построено в загородном сегменте. Поэтому сейчас моя задача сделать очередной шедевр уже на Крите.

Я на самом деле не сомневаюсь в своих силах, к этому моменту пройдено множество бюрократических и административных препятствий, лицензии получены. 

Проект занимает более 90 гектаров земли с большой береговой линией, переданной мне в концессию на 99 лет для строительства «марины» и пляжных клубов. Моя задача – не спеша, бережно заниматься любимым делом – вот я им и занимаюсь.





— Пару слов про светскую хронику. Мы, готовясь к интервью, заметили вас на фестивале «Подмосковные вечера».

— Не только там. Этот вопрос очень простой. Я же из условных шестидесятников, семидесятников. Я люблю вещи, связанные с гитарой у костра, бардовской песней. 

И, конечно, будучи владельцем Chester Ferry, я имел возможность пригласить к себе всех людей, близких мне по духу. «Подмосковные вечера» – это обычная большая тусовка, куда приглашается какая-нибудь звезда. Это всё замечательно, но «не моё».

Мне намного ближе камерные, закрытые, полудомашние мероприятия – Петренко, Юрский, Городницкий, Губерман и многие другие. Они делали небольшие моноспектакли в моём ресторане, всё это было каждую субботу лет семь подряд. 

Я никогда не следовал в личном плане за модой. С точки зрения бизнеса – конечно, да, я всегда очень чётко отслеживаю все тенденции, тренды – это бизнес. В личном плане должно быть чувство знакомства.

— Как вы думаете, какое будущее у недвижимости на Рублёвке?

— Я не хочу заниматься прогнозами. Развитие рынка определяет масса факторов, я вам ничего нового не скажу. Например, «Довиль» распродался практически целиком, «Трувиль» тоже. Хороший продукт всегда будет реализован.