И вот опять разгульная неделя, на этот раз Пасхальная, она же Светлая седмица. Веселиться должен даже тот, кто не постился. Мало ли, какие могут быть причины не держать Великий пост. Может, человек болел или же путешествовал, пусть и в мечтах. И вообще, говорится, «не сквернит в уста, а сквернит из уст». То есть не так важна постная пища, как добрые поступки и слова.

В общем, Пасху в любом случае следует праздновать. Пить, есть, плясать и яйца крашеные бить.





 «С обычной торжественностью встретила Москва в этом году праздник Пасхи, — писала "Московская газета" в 1913 году. — Пасхальная ночь выдалась необыкновенно тёплая, тихая, по-настоящему весенняя, и это вдвойне усугубило её торжественность. Единственный раз в году, когда московские улицы живут ночью жизнью более кипучей, чем днём».

В тот год больше всего народу, конечно же, сосредоточилось в Кремле. В храмах всем места не хватило — москвичи толпились на кремлёвских площадях. Кто-то залез на Царь-колокол, кто-то висел на решётках. Колокольня Ивана Великого вся была обмотана гирляндами. На храмах устроена пороховая иллюминация. Разноцветные ракеты, бенгальские огни.

А на московских улицах образовались — это в 1913 году! — ночные пробки. 

«Автомобили, лихачи, извозчичьи пролётки от Ильинских ворот по направлению к Никольской стояли в четыре ряда. Извозчики за то только, чтобы провезти через Ильинские ворота в Кремль, запрашивали по рублю. И не напрасно, потому что для этого требовалось не меньше получаса времени», — отмечает хроника тех лет.

Прогулки в пасхальную ночь очень любил Антон Павлович Чехов. Большой компанией, с друзьями и родными, сначала шли на Каменный мост слушать колокольный звон. Его сестра Мария вспоминала: «На речном просторе Москвы-реки звон колоколов как-то особенно красиво и торжественно звучал. До заутрени над городом стояла тишина. Но вот ударял первый тяжёлый колокол на кремлёвском Иване Великом, второй, третий… и начинался звон во все колокола этой огромной колокольни. В этот момент вступали колокола других церквей, и раздавался знаменитый московский пасхальный звон сорока сороков».





А потом возвращались домой, заходя по пути во все церкви — полюбоваться на службу.

Затем — целая неделя удовольствий. Не сказать чтобы очень уж оригинальных: те же катания по улицам Москвы, хождение друг к другу в гости, бесконечные христосования, все дарят друг другу яйца, куличи, творожные пасхи. Ничего другого в эти дни почти и не едят — с этим хозяйством бы справиться. Выбрасывать нельзя: всё освящённое.
Манеж, по сути, превращён в увеселительный бульвар — с аллеями, цветочными клумбами, экзотическими растениями, кофейными киосками. Даже забываешь, что над головой у тебя крыша: всё настолько натурально.

Разумеется, не оставляли вниманием кладбища. «Московский листок» сообщал в 1905 году: «Благодаря превосходной погоде московские кладбища начиная с 1 дня св. Пасхи были переполнены в течение целого дня народом. На могилах совершалась масса литий. Конка, ведущая на Ваганьковское кладбище, выручила в 1 день св. Пасхи на вагон круглым счетом по 35 рублей, а в понедельник и вчера по 50 рублей, чего никогда на этой линии не было».

Похоже, для транспорта это была золотая неделя.

Вообще, начало XX века было ознаменовано неумолимым прогрессом. Так, ещё в 1910 году, на второй день Пасхи, в Московском техническом училище открылась экспозиция воздухоплавания. Газеты не без гордости писали: «На выставку прислан целый ряд заграничных экспонатов, но много моделей аэропланов принадлежит русским изобретателям».

Не обходилось без курьёзов. «Петроградская газета» в 1913 году опубликовала репортаж с выставки так называемого Союза молодёжи: «Такое же недоразумение представляет собой "Пасха" г. Спандикова. Художник написал трубу граммофона и уверяет, что это пасха».

Что ж, тоже в своём роде путь прогресса. Правда, по всей видимости, тупиковый.

Конечно же, в пасхальные дни преображались витрины. Вот стихотворение поэта-любителя Николая Полянского:

У Филиппова из окон
Смотрят пасхи... куличи...
Их красиво освещают
Солнца яркого лучи.

А вот воспоминание ещё одного москвича: «У Филиппова закупала пасхи и куличи публика попроще, а те, что "почище", загодя заказывали там только "бабы", то есть высокие, в аршин и выше, куличи с сахарным барашком на подставке из сахарной зелёной травки и с маленьким стягом из розового или голубого шёлка, воткнутого на золотой палочке в облитую застывшим сахаром и убранную цукатами голову "бабы"».

Зато с овощами могли быть проблемы. «Петроградский листок» сетовал в 1915 году: «Ранняя Пасха, со снежными покровами, создала почти полное отсутствие овощей и цветов на столичных рынках. Продаются, правда, в небольшом количестве шпинат и зелёные огурцы, но по цене — первый по 1 р. 25 к. за фунт, а вторые по 35–40 к. за штуку. Пучки редиски-скороспелки из 8–10 маленьких головок стоять полтинник за штуку, a цветной капусты нет совсем».

Ну что за Пасха без цветной капусты? Недоразумение какое-то.





И вот, наконец, окончание Пасхальной недели. Доедают последние яйца. Яйца в русской народной традиции — символ зарождения новой жизни, плодородия, плодовитости. И сразу после Пасхи начинается череда свадеб, с пожеланиями молодым здорового обильного потомства. Щёки невест смущённо розовеют, женихи подбочениваются. Продолжается жизнь и круговорот праздников и обрядов. Через месяц будет Вознесение Господне, а там и до Троицы недалеко.