– Ваш парк скульптур – не только возможность прикоснуться к прекрасному, но и уникальный шанс увидеть художника за работой. Как возникла идея создания общедоступного парка?

– В 1990-е я с грустью наблюдал за уничтожением домов культуры и библиотек. У меня подрастали три дочери, и я думал: как же они будут жить в этом бездуховном обществе? Вот с этих размышлений и началось создание культурного пространства на берегу реки Истры – около Павловской Слободы. 

Вдохновение я черпал из своего профессионального опыта. Когда мне было 23 года, я впервые попал в парки Болгарии. Эти парки огромны, на многие километры они тянутся вдоль Чёрного моря. В те годы в них проводились лучшие международные симпозиумы по скульптуре.





В 2000-е мне посчастливилось работать в Бад-Орбе. Это немецкий город – побратим Истры, и по просьбе нашей администрации я выполнил для них скульптуры «Святой Мартин» и «Истра». В Бад-Орбе я наблюдал, как по выходным жители отдыхают семьями в лесном парке. От города вдоль живописного ручья туда идёт пешеходная тропа, а под сенью деревьев свободно прогуливаются олени.

Я очень хотел увиденное воплотить здесь, на Новой Риге. Всю свою энергию я тратил на то, чтобы мои дети росли в культурном обществе, чтобы мои дети выходили к вашим детям и у них была среда для любования жизнью на прекрасной Истринской земле, которую подарил нам Господь и Патриарх Никон.

– Какую роль в создании парка сыграла ваша семья?

– Благодаря матери я получил первоначальное духовное воспитание. С четырёх лет она водила меня в церковь в Александровской Слободе. Тогда, в 1949 году, это был единственный действующий храм. В этой церкви в течение 17 лет молился Иван Грозный, величайший руководитель российский. И духовная музыка этих намоленных стен до сих пор во мне звучит.





Неоценимое влияние оказала и моя жена, Наталья Михайловна. Она покорила меня своей красотой в Пушкинском музее – на выставке шедевров мирового портрета. И будучи пятикурсником Суриковского института, я имел наглость подойти к ней с предложением попозировать. Её портрет является оберегом моей духовной деятельности. Благодаря моей супруге я оказался на Истринской земле.

Её отец, родившийся в Павловской Слободе, прошёл войну на танке Т-34, вернулся победителем в 1945-м. Его священный образ в композиции «Наши деды – славные победы» встречает каждого, кто приходит в парк скульптуры в Борзых. Мой супружеский творческий союз имел своё продолжение в дочерях, моих помощницах. Три дочери художника, которые целью своей жизни тоже видят служение красоте.





– В 2007-м вы были удостоены звания «Народный художник России». И за годы работы парка, пожалуй, стали народным в самом прямом смысле слова: ваша мастерская всегда открыта для посетителей и учеников. Гости не отвлекают? 

– Как гости могут отвлекать? Это же показатель того, что, несмотря на все сложности жизни, духовный мир по-прежнему есть в России. Мы являемся потомками победителей, в нашей культуре на первом месте – любовь. 

– Вас называют «виртуозом мраморной скульптуры». Почему вы решили работать с этим непростым материалом?

– В 15 лет я впервые узнал про Абрамцевское художественное училище, которое находится по дороге из моего родного города Александрова в Москву. Набравшись смелости, поехал, разузнал условия приёма. В изостудии, видя мой талант в живописи, сказали, что я могу быть художником.





Как я выбрал мрамор? В Абрамцево есть факультет скульптуры, очень значительный. Преподавателем был авторитетный молодой художник – Семён Николаевич Чехомов. Он подавал нам пример своим стилем жизни, отношением к обязанностям.

Не имея отца, я был потрясён и покорён деятельностью преподавателя, он настолько контрастировал с моим окружением, которое я видел, живя на 101-м километре от Москвы, что выбрал скульптуру делом всей своей жизни. Абрамцево – это моя самая чистая страница в обучении. Выпустившись с отличием, я уже был профессиональным художником.

– Считаете ли вы, что скульптором надо родиться или путь к успеху – это лишь доля таланта, а в основном – работа, работа и ещё раз работа?

– Скульптор – это прежде всего образование. Потому что скульптура – имперский вид искусства, самый сложный. Ещё очень важна духовная среда, в которой человек родился, и внутренние качества художника, данные Богом, – его желание служить красоте. А любовь к труду мне привила мать, дети в нашей семье вкалывали дома каждый день, получали задание, и упаси бог, если не сделаешь…





– Кого бы вы назвали своим учителем?

– Мои последние учителя – это те, с кем я учился в Суриковском институте. Мне повезло быть на одном курсе с людьми, которые вышли из культурных семей, сыновьями академиков. Я от них очень много взял именно в академическом образовании, тогда как в Абрамцевском училище лучше всего было изучать технологию изготовления скульптуры. В Суриковке диплом я делал в мастерской выдающихся скульпторов Николая Томского и Михаила Бабурина. В нашей студенческой среде духовная жизнь была превыше всего, было приятно брать пример с учителей! 





– Ваши скульптуры представлены не только в России, но и по всему миру. Есть ли среди них те, с которыми было расставаться тяжелее всего?

– Когда есть хорошая скульптура – всегда с удовольствием даришь её людям. За границей, в Европе, Венесуэле, я ощущал восторг заказчиков, их горячее желание прикоснуться к моей пластике, мировоззрению художника. Итальянцам было приятно наблюдать за тем, как я работаю, приятно было жить моими идеями, когда я делал для них скульптуру. В России этого нет: народ суров и эмоции отсутствуют.

От жизни в России душа становится довольно жёсткой, но когда люди попадают в мой парк, у них начинают появляться человеческие качества – за их реакцией каждый раз очень интересно наблюдать. Мои мраморные работы уникальны в мировом масштабе. Из современников я не знаю таких, кто бы мог на моём уровне вручную работать с камнем. 





– Вы передали много работ в дар Истре. На ваш взгляд, как в городах Подмосковья обстоит дело с уличной скульптурой? Должна ли она быть качественнее?

– Скульптура должна быть гораздо качественнее, особенно та, с которой мы общаемся близко. У нас есть очень мощные скульпторы, которые делают хорошие профессиональные работы, но все они «стоят на постаментах», они отделены от людей. Современная скульптура отнимает пространство у современников. Я не видел ни одной, которая бы приглашала к уединению и размышлениям. 

Думаю, что скульптору важно ставить перед собой задачу, чтобы люди пришли с детьми в парк и им приятно было полюбоваться пластикой, получить удовлетворение. Скульптура, созданная художником через духовное преломление, создаёт соответствующую атмосферу.

Парковая скульптура должна быть созвучна с человеческим мышлением и с пониманием жизни, желанием человека увидеть красоту подаренного нам Всевышним мира. 





В 2016 году, когда я установил в Венесуэле памятник Уго Чавесу, мне было приятно видеть, как местные дети пришли к его подножию, начали его рассматривать, чуть ли не обнимать, играть со сверстниками – настолько гармонично монумент вписался в их среду. Памятник был сделан для людей, жители видели в нём свои образы, их доброту, простоту. 

Делать красиво – это мой принцип. На это Владимир Владимирович Путин сразу обратил внимание, когда открывал памятник Ивану Сергеевичу Тургеневу на Остоженке. Воспитание Петербурга наложило на нашего президента такой отпечаток, что он сразу видит красоту. Столь высокая оценка моего творчества от главы государства меня сильно порадовала и вдохновила на создание новых скульптур: «А. С. Пушкин» и «Л. Н. Толстой», которые я установлю у себя в парке в этом году.