Похоже, будущий сезон в миланском звонком La Scala так и останется закрытым. Дело в том, что многие видные марки (Prada, Burberry, Gucci, Versace, Giorgio Armani, Yves Saint-Laurent, Hugo Boss, Ralph Lauren) наотмашь отказались использовать в своей одежде натуральный мех. 

Между тем, исстари сезон в главном театре Милана не считался открытым, если благородные северные донны не приходили к его дверям в коричневых или тёмных, почти чёрных, чуть расклешённых норковых шубах.

Понятно, что это только лирическое начало вселенской кампании по запрету натурального меха в любом виде одежды, и в скором времени буквально все марки – чтобы не выглядеть белыми воронами, первобытными сатрапами и хищниками от моды – должны будут торжественно, при всем честном народе, исключить меховое производство из своих производственных циклов. Особенно трудно, как мы полагаем, придётся маркам Fendi, Moncler и Yves Salomon.



Римский дом Fendi исторически производил шубы и иную одежду из драгоценного меха, это его вековой «конёк», и что они будут делать без манто из трепетной «ореховой» норки, совершенно невозможно сейчас представить. 

Не переходить же, право слово, истинным аристократам на бедняцкую чёрненькую нейлоновую одежду в духе всемогущей линейки Black Nylon марки Prada? Компания Prada – анархисты, дом Fendi – аристократы, и классовую борьбу у нас, товарищи, никто не отменял. 

Марка Moncler известна своими грандиозными пуховиками: как их шить без меховой подкладки и меховой опушки на капюшонах?

Представляете, во сколько раз эта продукция будет смотреться банально дешевле, если на месте праведной степной казахской лисы будет пристрочен искусственный промышленный кролик из какого-нибудь неприметного Тулона. 

Марка Yves Salomon – вообще дом французского меха, делавший шубы из советских соболя, норки и песца. Ив Саломон, маленький выходец из дореволюционной России, смело посылал своих единоутробных сыновей на свирепую Ленинградскую пушную биржу, что на Московском проспекте в сталинской его части.



Нынешний отказ от меха – это, по сути дела, последний акт многодесятилетней драмы борьбы за гуманизм и экологию. Отношение к животным пересматривается сейчас буквально на всех фронтах. Вот, например, в Новой Зеландии животных – овец, кошек, собак и одиноких хорьков с утконосами – приравняли к человеку.

Люди, которых на всей планете называют «киви» в честь маленькой слюнявой серой птички, считают (и, возможно, они правы!), что у животных есть душа, они так же, как люди, страдают и радуются, плачут и даже смеются. 

45 стран запретили выступление животных в цирке, справедливо полагая, что это сплошное мучение и очевидная жестокость по отношению к слонам и попугаям. 



Во многих странах (в Великобритании, в Италии, например) стократно увеличиваются уголовные сроки за выброшенное на улицу животное, за издевательства над нашими меньшими братьями полагается либо колоссальный штраф, либо тюремный срок. 

Да и в нашей заповедно дремучей, с точки зрения прав человека, стране особенно вопиющие случаи издевательств или несправедливости над животными оказываются достоянием возмущённой общественности и предметов полицейского разбирательства. 

Хотя эти еле заметные меры, если уж говорить в скобках, не мешают вполне рукопожатым в обществе приличным людям бросать своих приручённых «летних» питомцев на заколоченных на зиму дачах, где они массово погибают от холода, голода и человеческого предательства.



Всегда есть выход: например, финансовое или любое другое (посещение, прогулки, игры) кураторство над своим «летним» любимцем в тематическом приюте.

Борьбу с мехом в одежде мы хорошо помним по экологическим и гуманистическим 1990-м годам: когда жительницы Нью-Йорка, рискнувшие выйти на улицу в шубе, часто становились объектом атаки со стороны экологических активистов, поливавших шубы цветными баллончиками. 

Но только тогда противостояние меху было частью огромной программы по противостоянию всему сегменту роскоши – от бриллиантов до «Майбаха».

Сегодня от меха избавляются по другой, не социальной причине: просто боли в мире стало вдруг так много, что решили оградить от неё хотя бы животных. 

Если от этой боли – войн, катастроф, бедствий, погодных катаклизмов – нельзя избавить людей, возможно, от неё стоит попробовать избавить животных? 



Они-то точно ни в чём не виноваты: ни в наших общественных амбициях, ни в чувстве мести, которое живёт на государственном уровне, ни в тотальном и изощрённом насилии человека над человеком – в Африке, в Европе, в Азии, в Америке. 

В бесконечных потоках беженцев, вспышках коллективных убийств, в войнах, о которых просто не рассказывают, но это не значит, что их нет. 

Страх за собственную шкуру заставил нас освободить от такого же животного страха животных. Увидимся в La Scala, господа и дамы! Чин-чин.