Воскресенский Новоиерусалимский монастырь был основан патриархом Никоном в 1666 году. Задача, которую ставил святейший, ясна из названия. Он решил устроить под Москвой подобие палестинских святых мест.

Для этих целей патриарх купил у стольника Романа Боборыкина кусок земли и приступил к строительству. Закончилось оно лишь через тридцать лет, уже после смерти основателя. Для себя же патриарх предусмотрел небольшой скит. Президент Венесуэлы де Миранда-и-Родригес, побывавший здесь в 1787 году, писал: «Мы спустились в сад, или рощу, где находится скит патриарха Никона. Это крохотный домик с тесными комнатками, где, как утверждают, жил этот анахорет, и если он действительно был таким дородным, каким изображён на портрете, то, наверное, с трудом здесь умещался; зато благодаря удачному расположению печи не страдал от холода»



Собственно монастырём не ограничились. Вокруг вырубили лес. Холм, на котором началось строительство обители, назвали Сионом. Соседний холм – Елеонским. Ещё один – Фавором. Подмосковную речушку Истру переименовали в Иордан.

Дьякон Феодор упрекал Никона: «И многия князи ослезил, и монастыри оскорбил и разорил, и простых крестьян тяжкими труды умучил, созидаючи свой горкой Иеросалим».

Имелись в виду монастырские крестьяне, которых патриарх согнал со всей России, не давая им возможности вести своё хозяйство и, по сути, разоряя их. Словом, мегапроект был встречен далеко не однозначно.

При этом главная задача так и не была достигнута. Епископ Порфирий (Успенский) писал в 1889 году: «Разница между ними та, что в Святом Граде Иерусалиме на Голгофе и в часовне Гроба Господня молишься Богу воздыханиями и проливаешь слёзы; а в никоновском Иерусалиме и не плачешь, и не вздыхаешь о грехах своих, а только молишься, как и во всяком другом храме».



Тем не менее от паломников отбою не было. Краевед А. Ярцев сетовал: «Первый визит приходится, конечно, сделать в гостиницу, разделяющуюся на три здания, около самых монастырских ворот. В летние праздничные дни гостиница бывает набита битком до последней каморки, и тогда приходится искать приюта у обывателей Воскресенска. В маленьких домиках, расположенных на упирающейся в монастырскую ограду улице, всегда можно найти помещение для ночлега и заботливую услужливость хозяйки... Для богомольцев из простого народа и всех желающих около монастыря находится странноприимный дом».

В здешних местах останавливался молодой ещё Чехов. Он писал: «Живу теперь в Новом Иерусалиме... Живу с апломбом, так как ощущаю в своём кармане лекарский паспорт. Природа кругом великолепная. Простор и полное отсутствие дачников. Грибы, рыбная ловля и земская лечебница. Монастырь поэтичен. Стоя на всенощной в полумраке галерей и сводов, я придумываю темы для "звуков сладких". Тем много, но писать решительно не в состоянии... Каждое воскресенье в монастыре производится пасхальная служба со всеми её шиками».



Многие отмечали эту особенность Новоиерусалимского монастыря. На самом деле с помощью таких пасхальных служб тоже подчёркивалась историческая и духовная преемственность. Дело в том, что в первые годы существования христианства эти службы тоже проходили каждую неделю.

Монастырь закрыли в 1919 году. Впрочем, советская эпоха обошлась с ним более-менее гуманно. Монастырь по крайней мере не разрушили. Здесь действовали сразу два музея: Художественно-исторический музей и Музей родного края. Правда, вскоре их объединили в Государственный художественно-исторический музей.



С этого момента начался исход особо ценных экспонатов в ненасытную Москву. Музейщики принялись было возмущаться, требовать своё имущество обратно. Но ответственный работник им ответил грубо, не оставив никаких надежд: «Историческая романтика может иметь право на существование, но создание местных культов героизированных личностей должно иметь пределы. Никон имеет значение не только как старатель... монастыря, но и как историческая личность Москвы и всей России. А потому и по отношению к уцелевшим предметам я также считаю, что уники не должны быть отсылаемы из центра в провинции».

Как говорится, всяк сверчок знай свой шесток.