Почти весь прошлый год я провел в Голландии – в университетском городке Лейдене. Там хорошо, не скрою, – в феврале цветут подснежники, можно сесть на велосипед и через полчаса приехать на море, а потом опустить в рот свежую селедку, держа ее за хвост. Единственное, чего мне не хватало, – это русской бани.

Несколько раз я пытался восполнить этот пробел и посещал то, что баней называют местные жители. В их «бане» есть сауна, гидромассаж, джакузи, на крыше оборудована веранда с напитками, но к настоящей бане то, конечно, отношения никакого не имеет. Слишком легко и плоско. Нет пара. Но главное, нет таинства, драматургии.

В Селезневских банях, куда я хожу каждую неделю, я многократно слышал от мужиков рассказы о других банях мира. Например, в японской офуро тебя сажают в бочку с нагретыми опилками, в корейскую баню приходят не столько попариться, сколько вздремнуть. 

Да и сам я, в бытность шеф-редактором журнала Vogue, посетил множество спа самого элитного свойства. Приятно было выскакивать из сауны и бросаться в студеные воды альпийских озер или плавать по горячим ваннам Лукаш в Будапеште. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем чувством, с которым выходишь на улицу из обычной московской бани.

На мой взгляд, объяснения этому два.

Первое, русская баня, с ее обжигающим влажным паром, в отличие от сауны и иных водных забав Запада и Востока, по сути дела, полноценная кардиотренировка, особенно в сочетании с ледяным бассейном. 

Видимо, она и родилась в ответ на необходимость для русских мужиков, сидевших долгие зимние полгода по избам без дела, не запускать организм, держать его в форме, чтобы он был готов в апреле резко встрепенуться и выдать полугодовой цикл интенсивнейшего труда. 

Русскому человеку не надо бегать полумарафоны и грести на байдарках – он поддерживает сердце в форме, летом работая в поле от зари до зари, а зимой накидывая три-четыре таза в раскаленную топку парной и осадив пар.

Второе, баня для русского – это, как сказал бы историк религий Мирча Элиаде, иерофания, нечто, имеющее прямое отношения к священному. В гениальном рассказе Лескова «Чертогон» дядя главного героя Илья Федосевич, московский купец, устав от слишком размеренной будничной жизни, от «чертей» повседневности, устраивает неистовый кутеж в «Яре», а наутро едет в бани, где, говоря словами Лескова, «ревет сдержанным ревом медведя, вырывающего у себя больничку», а потом и в церковь, «восставать» от греха. Конечно, такого эффекта не достигнешь в сауне фитнес-центра, где пестуется искусство выделяться мускулами и делать селфи, в то время как философия традиционной русской парной гласит: в бане генералов нет.

Бывает, какой-нибудь любитель бани тратит кучу сил и средств на строительство ее у себя на участке – сооружает настоящую печку, делает дизайн от толкового архитектора, большую купель, – а в результате этой баней пользуется редко. Почему?

Радения над паром с ромашкой и хреном, приседания под опахалом, искусство философствовать, перефразируя Ницше, веником – штука социальная, заговорщическая, мужская. Легче всего этот кайф достигается в общественных банях, куда к назначенному часу стягиваются, как масоны в ложу, завсегдатаи, которым наплевать, кто кем является вне парной, и в этом единстве без амикошонства – вся джентльменская прелесть бани. 

Устроить такую масонскую ложу в бане у себя в лесу – высший пилотаж, и удается это далеко не всем, я бы сказал, единицам. Но стремиться к этому надо, а то так и будем пропадать в кривых зеркалах айфонов, не выгнав из себя чертей.