В 1830 году в России началась эпидемия холеры. Власти сразу приступили к адекватным действиям. Начали обеззараживать колодцы, организовывать карантины. 

Но народ отнёсся к этому без понимания. Карантины нарушал, а санитаров, сыпавших в колодцы хлорную известь, объявляли отравителями. За санитарами началась настоящая охота, со смертельными исходами. 

Поднимались холерные бунты. В самых отдалённых регионах ради избавления от заразы приносили человеческие жертвы. Для установления порядка пришлось задействовать войска.

На этом не совсем приятном фоне проходили первые месяцы женатой жизни Александра Сергеевича Пушкина. 





Молодые только что покинули съёмный дом на Арбате и хотели провести свой первый супружеский год в столице, блистая на светских балах. 

Но жизнь дороже: молодые продолжили свой романтический вояж в Царском Селе, под Петербургом. Они поселились на так называемой «Даче Китаевой» – в полукруглом доме, выстроенном в стиле ампир. 

Им владела свежеиспечённая вдова придворного лакея и камердинера Николая I Анна Китаева. Вдове требовались деньги, и она принимала жильцов.

Совсем недавно, перед свадьбой Пушкин уехал в Болдино улаживать свои финансовые дела – и застрял там на три месяца из-за холерного карантина. 

Короткая деловая поездка обернулась затяжной Болдинской осенью. «Едва успел я приехать, как узнаю, что около меня оцепляются деревни, учреждаются карантины. 





Народ ропщет, мятежи вспыхивают то там, то здесь нелепые», – жаловался Александр Сергеевич.

Правда, сидеть в четырёх стенах Пушкина не заставляли. Он совершал конные прогулки, шутковал с крепостными крестьянками и даже читал проповеди в местном храме. 

Именно тогда были написаны «Повести Белкина», «Маленькие трагедии» (в том числе «Пир во время чумы»), «Домик в Коломне», «Сказка о попе и о работнике его Балде» и завершён «Евгений Онегин». 

От Москвы Пушкина отделяло 14 карантинных застав. От эпидемии страдали даже бурлаки на Волге, из-за чего их дразнили: «оравушка, засери берега».

И вот после коротенького перерыва – опять в карантин. На этот раз центром заразы становится Санкт-Петербург. 

Ещё в феврале 1831 года на Сенатской площади случился знаменитый Холерный бунт, лично приостановленный императором – Николай не побоялся выйти к бунтовщикам. 

После чего всю площадь заняли – чтобы не повадно было больше выступать – под огромный карантинный госпиталь.

Летом того же года в Петербурге ежедневно умирало от холеры до шести сотен человек. Борьбу с эпидемией возглавил знаменитый врач Матвей Мудров, но он и сам вскоре скончался от холеры.





Однако царскосельский карантин был мягче болдинского. Пушкин во всяком случае имел возможность выезжать в столицу. Барон Фёдор Бюлер писал:«Пушкина видел я в 1831 г., вместе с его молодою красавицею-женою, в саду Александровского дворца, в Царском Селе. 

Он тогда провёл там всё лето по случаю свирепствовавшей в Петербурге холеры. Однажды он вёз оттуда жене своей в подарок дорогую турецкую шаль, которую в карантине окурили и всю искололи».

Александра Смирнова-Россет вспоминала жилище Александра Сергеевича: «В столовой красный диван, обитый кретоном, два кресла, шесть стульев, овальный стол и ломберный, накрываемый для обеда… 

Хотя летом у нас бывал придворный обед, довольно хороший, я всё же любила обедать у Пушкиных. У них подавали зелёный суп с крутыми яйцами, рубленые большие котлеты со шпинатом или щавелем и на dessert варенье из белого крыжовника».

Вяземский писал: «В первые месяцы супружеской жизни напугал Пушкин молодую жену свою, ушедши гулять и возвратившись домой только на третьи сутки. 

Оказалось, он встретился с дворцовыми ламповщиками, которые отвозили из Царского Села на починку в Петербург подсвечники и лампы, разговорился с ними и добрался до Петербурга, где и заночевал».

Впрочем, большую часть времени поэт проводил дома, в своём кабинете на втором этаже. Та же Смирнова-Россет вспоминала: «Наталья Николаевна сидела обыкновенно за книгою внизу. 

Пушкина кабинет был наверху, и он тотчас нас зазывал к себе. Кабинет поэта был в порядке. На большом круглом столе, перед диваном, находились бумаги и тетради, часто несшитые, простая чернильница и перья; на столике графин с водой, лёд и банка с кружевниковым вареньем, его любимым».





Вынужденное пребывание в роскошной царской резиденции непостижимым образом вызвало у Пушкина всплеск патриотических и верноподданнических чувств. 

Здесь были написаны знаменитое стихотворение «Клеветникам России» и «Сказка о царе Салтане». Правда, отчасти это компенсировалось «Бесами» и «Утопленником», явно сделанными в жанре хулиганского нуара.

Татьяна и автопортрет – в черновой рукописи второй главы романа «Евгений Онегин»

Именно здесь, лёжа на своем любимом диване, Пушкин сочинил один из первых в истории русской культуры рекламных слоганов. 

Как-то раз к Александру Сергеевичу зашёл мастеровой и попросил, чтобы тот придумал рекламу для его продукции – сапожной ваксы. «Яснее дня, чернее ночи», – сразу же сымпровизировал поэт.





Лишь в октябре холера отступила, и молодые уехали в Санкт-Петербург.

На этом мы завершаем рассказ о карантинных буднях одной простой русской семьи. Сейчас «Дача Китаевой» – мемориальный музей. 

Экспонаты его – подлинные. Именно эти вещи окружали здесь в 1831 году Александра Сергеевича и его красавицу-супругу. Планировка дома тоже сохранилась. Каждый посетитель может, побывав здесь, ощутить себя великим русским стихотворцем.

Правда, это будет только после окончания нынешних карантинных строгостей. А пока приходится писать стихи у себя дома.