– Миша, тебе 37 – и ты по-прежнему студент. Почему для тебя важно не останавливаться в образовании?

– Однажды я, как хореограф, понял, что у нас в стране практически нет хореографов, имеющих режиссёрское образование. А все эти танцы лицом в зал: синхрон, канон, дуэт, соло – уже не интересны. Ведь сейчас в искусстве всё такое междисциплинарное, мультижанровое, и определённо, в хореографии недостаток режиссуры.

Что интересно, за время обучения меня режиссура настолько перетянула, что стало уже неинтересно заниматься только хореографией. Танец, как и выразительное тело артиста, – один из способов общаться со зрителем, но не основной.

Фотограф:
Philip
Butkin

– Как думаешь, кто больше всего повлиял на становление тебя как личности, откуда этот стержень и выносливость?

– Изначально, конечно, родители и моя прабабушка, которая родилась в конце XIX века и училась в институте благородных девиц, а ещё она мне клала Льва Толстого под мышку, чтобы я локти за столом не растопыривал. Стержень мне дало хореографическое училище, в котором я жил с 10 до 18 лет, в интернате. Это было очень сложно, местами жестоко, но это учебное заведение дало такую закалку, после которой я вообще ничего не боюсь. 

У меня нет даже страха смерти, как бы это пафосно ни прозвучало: просто в какой-то момент поменялось отношение. Я считаю, что это уход в лучший мир. На моё отношение к смерти повлияло ещё изучение каббалы. Для меня это настолько близко и удобно – жить в такой горизонтали и вертикали – здесь и сейчас, получая удовольствие. 

А вообще, мне кажется, что важно иметь какого-то наставника и ориентиры. Сейчас у меня преподаватель – мастер Иван Поповски. Он выпускник Петра Фоменко, режиссёр, актёр, у него и учусь.

Фото из
личного архива
М. Колегова

– Твоей первой работой на Камерной сцене Большого театра стала оперетта «Москва, Черёмушки» Д. Шостаковича. Помнишь тот миг, когда стало понятно, что ты работаешь на проекте и этот спектакль будет идти в Большом?

– Режиссёр-постановщик И. Поповски, мой мастер, сначала хотел другому очень известному хореографу поручить эту работу, и своему студенту предлагать её было не совсем корректно, покуда нас было четверо режиссёров на курсе.

Я сначала не поверил своим ушам, что меня позвали: это театр Покровского, великий оперный режиссёр, это Большой театр. Но меня даже не это испугало. Я подумал, что это такой груз ответственности – работа с мастером и профессиональными артистами. Меня не пугало, что это Большой театр, я чувствовал ответственность перед человеком, который меня позвал, перед его неоспоримым авторитетом.

– В прошлом году ты создавал как режиссёр, сценограф и хореограф небольшую оперу «Алеко» С. Рахманинова, которая шла в Московском театре юного зрителя и оперы. Это была работа в рамках твоей учёбы в ГИТИСе. Почему со всего курса был выбран главным человеком в постановке ты?

– Мы все четыре режиссёра поставили по спектаклю каждый, подались на президентский грант и получили его – молодым специалистам это даёт возможность реализации своих проектов. Нам дали выбор – кто что хочет. Сейчас закончился мой второй такой опыт. Мне хотелось быть два в одном, а тут наш мастер сам делает сценографию – почему бы мне не попробовать? Пробую, не боясь. 

Это тоже отдельная профессия – сценограф, этому люди учатся 5 лет. А сейчас время полупрофессионалов: что в режиссуру лезут все, кто не попадя, что в сценографию. Засилье драматических режиссёров в опере, и не все отдают себе отчёт в том, что это отдельная профессия. Остаётся только самим держать эту планку, честно выполнять свою работу и приподнимать немножко зрителя над реальностью своими качественными, интересными проектами.

Фотограф:
Philip
Butkin

– Ты работал хореографом-постановщиком у множества российских суперзвёзд: Аниты Цой, Лободы, короля нашей эстрады Филиппа – Ты работал хореографом-постановщиком у множества российских суперзвёзд: Аниты Цой, Анны Семенович, короля нашей эстрады Филиппа Киркорова. Какой опыт ты обрёл, работая с такими людьми? 

– Опыт с Киркоровым ничто не переплюнет, поскольку он был самым продолжительным, с безумным графиком: вечеринки, корпоративы, отсутствие сна, три страны за день (мы в Милане, потом летим в Берлин, потом в Астану, потом в «Шале Берёзка», потом опять куда-нибудь), и это длилось месяцами. Своеобразная проверка на выносливость и желание, хочешь ли ты этим заниматься. 

В 2018 году меня пригласили как contemporary танцора принять участие в постановке оперы «Снегурочка» на исторической сцене Большого театра России. И я ему сказал, что решил уйти, потому что меня зовут в Большой театр. Всегда, когда где-то видимся, мы друг другу рады, это приятное, позитивное общение. Я очень благодарен, что он с лёгкостью меня отпустил.

– Какой опыт ты обрёл в работе с маститыми артистами?

– Во-первых, это преданность профессии. Я знаю из личного общения, что для них это не просто способ заработать – я был поражён фанатизмом и той трудоспособностью… Есть чему поучиться. Когда мне было 32–35 лет, бывало, выходишь из самолёта – и уже нет сил плестись на концерт. «А как же Киркоров это делает?»

Я пошёл туда с коммерческой точки зрения. Безусловно, это приносит доход, но это колоссальные усилия. Это нужно быть настолько верным своей профессии… Филипп говорит: «Я каждый раз себя спрашиваю: а хочу ли я этим заниматься?».

Фото из
личного архива
М. Колегова

– Как ты вообще оказался в его зоне видимости?

– У них уже был кастинг, 2 000 танцоров они отбирали. Пошёл ради любопытства. Никогда не работал как танцор и хореограф со звёздными артистами. Я написал ему в соцсети, что хочу на кастинг. Выучил связку, станцевал. Мне сказали: «Берём». Дело случая. Я кайфую от таких вещей: раз и складывается. Это мотивирует. Придаёт сил.

– В чём секрет успеха: ловить момент или вкалывать?

– Ловить момент и не забывать вкалывать! (Смеется.) Но отдыхать тоже нужно. Заканчиваются силы, идеи, энергия. Главное – быть честным к себе и делу, которым ты занимаешься.

– Как восполняешь потраченную энергию?

– Три дня просидел дома – и вот уже бежать надо. Достаточно чтобы следующие пол года работать без выходных.

– А как в таком графике с другими составляющими жизни, где место для отношений, семьи?

– Их очень сложно встроить. Когда ты посвящён работе, ты весь в ней. Если говорить о личной жизни, большое счастье встретить такого человека, который выдержит это. Но это вопрос приоритетов, что для тебя на первом месте.

Люди не сильно меняются, я просто это принимаю. К сожалению, или к счастью, мне иногда очень хорошо самому с собой, многие меня за это ругают. А вот без творчества не могу: эту энергию мне некуда девать. 

Фотограф:
Philip
Butkin

– Ты по-прежнему работаешь в Ивановском музыкальном театре главным балетмейстером?

– Я ушёл из Иванова. Уволился. Взял для себя всё, что мне нужно за несколько лет, и принял решение, что больше не хочу там работать. Очень большая нагрузка, маршрут «Москва — Иваново — Москва» поездом на регулярной основе отнимал много времени. Надо уметь отсекать лишнее.

– Ты работал на коньках – как хореограф-постановщик – с членами сборной России по фигурному катанию. Это в первую очередь спорт. Что тебе дала работа с ними?

– Я горд теми спортсменами, с которыми работал. С моими программами они защищали честь страны на Олимпийских играх, чемпионатах мира и Европы.

То, что я делал, ребятам было не всегда удобно, но со временем органично вплеталось в их коньковую технику. И Т. А.Тарасова даже стоя аплодировала моим программам, я ей признателен за её ценные советы. Получилось всё на довольно высоком уровне.

Это почти 10 лет моей жизни, чему я несказанно рад.

– Из всего многообразия: опера, балет, театр, мюзикл, эстрада, танцы на коньках, акробатический рок-н-ролл – ты выбираешь театр?

– С этого всё начиналось, и этот длинный путь привёл меня к началу…

– А используешь ли ты то, что узнал в каждом своём проекте?

– Всё это идёт в копилку. Чем больше опыта – тем больше я могу обо всём этом рассказать с разными красками, разными мазками.

Фото из
личного архива
М. Колегова

– Поговорим о твоей нынешней работе. Вновь Большой театр?

– Это социокультурный образовательный проект Opera LAB для молодых специалистов в музыкальном театре, проводился Московской консерваторией совместно с ГИТИСом и школой-студией МХАТ. Генеральный директор Большого театра Владимир Георгиевич Урин любезно предоставил площадку, чтобы начинающие специалисты могли поставить и сыграть два спектакля. Я работал над оперой И. Стравинского «Похождения повесы», которую мы приурочили к 140-летию композитора.

Это моя вторая постановка после оперы С. Рахманинова «Алеко», где я выступаю в качестве режиссёра, хореографа и сценографа.

– Что было самым необычным в этом опыте?

– Я и моя хрупкая ассистентка Ксения должны были делать работу целого штата людей. Сюда же входит составление и планирование графиков выпуска спектакля, проведение репетиций, которые длились по 10 часов, и совещаний с организаторами и техническими службами. Надеюсь, что раскачаюсь, пойму, как всё оптимизировать, рационально использовать время и ресурсы. Ну и основное – это ещё экономия для театра. (Смеётся.)

– Что дальше будет с проектом?

– Мы это пережили, с аншлагом, получили невероятное внимание. Сейчас ждём статьи, критику, что напишут о нас в прессе. Надеюсь, что жизнь у проекта будет. Больше сказать не могу: как известно, хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах. 
 

Фотограф:
RUST2D

– Одной из последних твоих работ стала постановка первого в мире детского иммерсивного мюзикла Zumer в пространстве ARTPLAY. Ещё один вид жанра в твоём портфолио. Расскажи об этом проекте.

– Меня туда пригласили, это была творческая школа Игоря Матвиенко Матвиенко, продюсер Лена Кипер, огромная творческая команда – более 100 детей со всей России. Мне было интересно, что слушает и чем живёт молодёжь. Они очень отличаются: кому 12–14–16 лет – у них свои кумиры, своя терминология, я даже записывал. Я за всё новое, мне это нравится.

– Ты одновременно занимаешься оперой, балетом, драматическим театром. Не считаешь ли, что всё это устаревшее искусство и надо искать новые формы? Ты стремишься успеть за временем или сохранить классическое, традицию?

– Это вечный разговор! Классику можно делать созвучной времени, зеркалом реальности. А проверенные веками произведения выдерживают грамотную трансформацию и вплетаются в контекст.

Например, для меня гениальны постановки Римаса Туминаса в театре Вахтангова – «Дядя Ваня», «Евгений Онегин»: нет переноса во времени, чем сейчас многие грешат. Те же цилиндры, пальто, время, куда поместили авторы своих героев, – но это про нас сегодняшних!

Фоменко говорил: «Было всё – нас не было». Никого не увидишь, если владеешь какой-то базой знаний и историей театра, читаешь книжки. Но когда ты пропускаешь это знание через себя сегодняшнего, это может задеть кого-то ещё, и это круто.

Фотограф:
Jean
Leprini

– А ты задумываешься о маркетинге? Вот добавить эффекты какие-то…

– В театре людей не надо удивлять – они должны вынести мысль какую-то, им должно быть о чём подумать. Чтобы люди вышли не пустыми. Вот тут надо быть честными. А в шоу – да, важен эффект, развлечение.

– В твоей жизни была еще работа с Карлом Лагерфельдом.

– Да, я тогда сотрудничал с Андреем Бартеневым. Он мне говорит: «У тебя есть виза?» Я отвечаю: «Есть». Он: «А что ты делаешь в субботу-воскресенье?» Я говорю: «Ничего. – «Полетели в Монако». Прилетаем.

Там надо было поставить перформанс «Век русского авангарда». Там каждый год проводится Бал Роз. 12 танцоров: кто-то говорит на французском, кто-то – на английском, кто-то – и на французском, и на английском. Нужно поставить хореографию и очень много музыки. 

У меня уже паника: только вторая репетиция – а вечером показ. Члены королевской семьи, бизнес-элита, Синди Кроуфорд, Мэрайя Кэри, Мика (певец)…

Охрана подходит и говорит: «Сейчас подойдёт режиссёр мероприятия, он хочет посмотреть, что делает русская сторона». Поворачиваюсь – стоит Карл Лагерфельд. Он был режиссёром всего мероприятия, и ещё он, оказывается, мог сказать, что что-то надо поменять, если это не вписывается в концепцию. 

Андрей – весь в визуальной части (костюмы, шары). В конце дня мы были представлены членам королевской семьи, все были приятно удивлены, что в России есть современное искусство. Точнее, оно мало кому известно. Бартенев – как раз один из проводников современных тенденций в мировом контексте.

Фотограф:
Philip
Butkin

– Если говорить о жанрах, то, мне кажется, популяризация танцевального искусства идёт через различные телепроекты, о которых в твоей биографии ничего. Как ты относишься к подобным шоу?

– Я принципиально никогда в этом не участвовал и не хочу. Этот формат диктует шоу-визитку – минута, минута двадцать эфирного времени. Это немножко «Макдоналдс». Здесь путаются профессиональные ориентиры. Все говорят: «Контемп». Нет понятия «контемп», есть «контемпорари», это целое направление, и чтобы погрузиться в атмосферу, минуты двадцать недостаточно.

Это какой-то дилетантизм, тебе нужно туда напихать трюки для эффектности, спортивные причём, не имеющие никакого отношения к контемпорари. Нет чистоты жанра. Они преследуют рейтинги. 

Никто же не хочет, допустим, запуская проект «Подиум», поднять лёгкую промышленность и помочь современным дизайнерам. Это просто шоу, оно не направлено на то, чтобы вытащить индустрию из аховой ситуации. Только рейтинги.

Люди до сих пор не понимают, какие есть стили, их надо видеть в чистом виде и понимать их основы. В формате ТВ-шоу — это просто невозможно.

– Но телевизионная аудитория гораздо больше, чем аудитория театра. Театр способен нести культуру, для широкой массы сохранить искусство?

– Не для всей. Да, телевизор смотрят больше. Но что теперь – делать мюзикл на песню Ольги Бузовой?

Фотограф:
Philip
Butkin

– А как ты относишься к таким творческим персонам, которые стали популярны, как Ольга Бузова?

– Её можно уважать как очень трудолюбивого человека. Но её творчество мне не близко. Начнём с того, кто умеет петь: надо много учиться, начиная с музыкальной школы и заканчивая академией, консерваторией. 

Нельзя впрыгнуть в профессию за три-пять лет, особенно если у тебя нет вокала и слуха. Это деньги, бизнес. Но не воспитание поколения. Кто-то любит в ресторане ужинать, а кто-то – доширак.

Хочется верить в лучшее: культура, вкусная еда, книги, качественный кинематограф… Воспитание вкусов и духовных ориентиров – на это нужно очень много времени, и это в том числе зависит от политики государства, более высоких людей. Но если мы уже на своём уровне это будем делать качественно, по чуть-чуть... Люди – это мы.

Надо с себя начинать. Делай своё дело качественно. Так аккумулируется команда, энергия вокруг тебя. 10 человек пришли на спектакль, в следующий раз – 20, кто-то кому-то рассказал… Так мы сдвинемся с мёртвой точки.

Фотограф:
Philip
Butkin

– Ты посещаешь много спектаклей, фестивалей, знаешь много об истории искусства в нашей стране и следишь за его развитием. А каково будущее исполнительского искусства в России?

– Театр был, есть и будет. Даже в революцию люди ходили в театры. Главное – что мы хотим сказать искусством. Сейчас востребован фастфуд, без него тоже нельзя, но хотелось бы деликатно донести людям что-то, чтобы они задумались над чем-то. Многое деградирует: образование, русский язык, музыка, где ритм преобладает над мелодией. Всё упрощается. Люди искусства должны на себе чувствовать ответственность за то, что мы сохраняем и несём будущим поколениям. Мы должны помогать людям доступными способами приподниматься над реальностью и двигаться дальше. Мир прекрасен, а трудности укрепляют, и театр поможет выжить в любой сложной ситуации.

– Что ждёт зрителя в будущем от Михаила Колегова? Расскажи о творческих планах.

– Скоро поездка с мастер-классами в закрытый город Северск. Какие-то театральные лаборатории. Потом Рига – я еду как эксперт. В общем, впереди у меня две поездки. И идут переговоры с тремя театрами на следующий сезон.

– Ты долгие годы живешь на Рублёвке. Где здесь любишь бывать? 

– Обожаю Никологорский пляж, ресторан «Причал» — для меня это место силы, как ни странно. А сама жизнь на Николиной Горе — это сосны, прекрасный чистый воздух, приветливые, дружные соседи, что сейчас встретишь нечасто.

– Любишь ли готовить и насколько ты гостеприимный?

– Я не очень люблю гостей, только самых близких друзей и родственников. Дом – это место, где я восстанавливаюсь и отдыхаю. Готовлю, увы, плохо, а поесть вкусно люблю. Стараюсь не есть сладкое, но пью кофе с сиропом. Совсем не ем хлеб.

– А в Москве ты любишь какие-то нешумные улочки в центре?

– Да, люблю тихие центральные переулки: Никитская, Патриаршие пруды. 

Фото из
личного архива
М. Колегова

– Как много ты читаешь и какую последнюю интересную книгу прочитал?

– Банально, но сейчас – книга Бориса Покровского об оперной режиссуре. В который раз перечитываю. До этого Томаса Манна перечитал – «Волшебная гора». Мариам Петросян «Дом, в котором…» – роман в 900 страниц, я с ума сошёл таскать эту книжку. Пытаюсь читать, всегда отслеживаю новинки. Не жалею на это денег.

Есть такая методика: 2–3 книжки у кровати, заставлять себя хотя бы 2–3 страницы прочитать. А иногда раз – и интересно. И ты продолжаешь дальше. Это как физкультура: 30 секунд в планке. Самодисциплина.

Фотограф:
RUST2D

– В начале разговора ты упомянул каббалу. Многие незнакомые с этим учением люди считают каббалу сектантством. Как ты пришёл к каббале и чем тебя она зацепила?

– Многие раньше видели красные ниточки у Бейонсе, Мадонны. Мне стало интересно, зачем это. В то время я изучал разные религии, считая себя атеистом… И дошёл до каббалы.

Пришёл в каббала-центр на Мясницкой узнать, есть ли курсы. И стал посещать раз в неделю занятия. Пройдя несколько курсов обучения, получил наставника, с которым общался, исповедовался. Я пришёл на собеседование к Ицхаку. Он поведал, что работал с Мадонной, в 2008 году ездил с ней в тур, был её учителем всё это время. Он взял меня к себе в ученики. Настолько тесен мир! Он даёт мне правильные ориентиры. В этом веровании я уже лет 6. Не нужно ни за что платить, как многие думают, отдавать десятину. Можно заниматься благотворительностью.

Помогать людям, которые нуждаются, – я этому научился. Те же 500 рублей – это чашка кофе, а для детей, которым рисовать нечем, – набор фломастеров… Хотя выпячивать это и нехорошо. С другой стороны, об этом надо говорить, чтобы подавать хороший пример.

Я побывал в хосписе детском, на меня это очень сильно повлияло. Это очень тяжело, была только одна мысль: лишь бы не заплакать, чтобы не портить праздник детям. А потом жуткий «отходняк». Сел в машину – навзрыд плакал. Последний раз так плакал в детстве. Но это очень хороший урок. Мы здоровы, у нас всё есть… И тут другая сторона. Это отрезвляет. Грех жаловаться.

Фотограф:
Philip
Butkin

– Наше издание отмечает в этом году своё 20-летие. Твои пожелания нашим читателям...

– Рублёвка была, есть и будет. Желаю газете процветания. Сейчас кризис печатных изданий. Но я поддерживаю отечественные печатные издания: покупаю журналы. И книги: не могу читать электронные. Надеюсь, ваша газета будет радовать не только меня ещё долгие годы. Желаю, чтобы тиражи росли, аудитория увеличивалась. Чтобы были разные потрясающие, захватывающие инфоповоды, которые дадут людям пищу для размышления и развития.