Наш собеседник определенно знает секреты, позволяющие ему вот уже больше 40 лет вести два «корабля» по бурному житейскому морю заданным курсом и с поднятыми парусами. 

Но, прежде чем начать выяснять, как же ему это удается, мы поздравили Владимира Исидоровича с достижением, о котором должны знать все любители театра!

— 12 января 2018 года в Сеуле состоялась премьера «Анны Карениной», оригинального мюзикла, который с неизменными аншлагами идет в Московском театре оперетты. Впервые лицензия на постановку российского мюзикла была приобретена зарубежным театром. Поздравляем!

— Спасибо. Причем корейцы купили лицензию класса «А» – то есть сами попросили российскую творческую группу поставить им спектакль в том виде, в каком он идет у нас. Играют и поют на корейском языке – сделан перевод. 

В постановке заняты очень известные корейские артисты с прекрасными голосами.

— Однако, судя по репертуару «Оперетты», в вашем театре время лицензионных постановок прошло?

— Мы ставили много лицензионных спектаклей, но поняли, что создавать свои гораздо интереснее. И сейчас у театра особая политика – ставить не лицензионные произведения, а создавать свои. 

Под каждый спектакль собирается команда, которая создает абсолютно новое произведение. Для этого мы привлекаем самых лучших авторов: либреттистов, поэтов, композиторов. 





После нас эти спектакли могут быть поставлены в других театрах, но изначально именно мы являемся уникальной творческой лабораторией. Часто новые названия создаются и впервые идут только в нашем театре: «Монте-Кристо», «Граф Орлов», «Джейн Эйр», «Фанфан-Тюльпан», «Маугли»… 

Вот сейчас репетируем ближайшую премьеру – мюзикл «Собака на сене». В нашем репертуаре есть названия, которые присутствуют и на афишах других театров, но это исключительно классические произведения, например, венская оперетта. Но все равно постановка будет оригинальная.
 
— Руководить театром – это особый талант. И он у вас, похоже, передается по наследству – от отца к сыну?

— Моя мама была актрисой, а отец, Исидор Михайлович Тартаковский, был знаменитым директором. 

Он в течение 46 лет возглавлял Областной театр драмы и первым в стране начал приглашать известных артистов в спектакли своего театра. Сейчас это называется антреприза. 

У него играли Алла Тарасова, Борис Бабочкин, Валентина Серова, Леонид Броневой… Как сказали бы сегодня, очень много звезд. Это был уникальный передвижной театр – без своей площадки, без своего здания. 





Они арендовали помещение, ездили на гастроли, выступали много в области. При этом база находилась в центре Москвы рядом с Кремлем. За счет такой активной деятельности через Областной театр драмы прошло большое количество артистов, которые потом, уйдя в другие коллективы, становились знаменитыми. 

Отец умел разглядеть в молодых и начинающих артистах особую одаренность, приглашал к себе, и они проходили у него хорошую школу. Отца знала вся страна, все директора театров. 

Параллельно с директорством он был организатором строительства в Кузьминках театрального здания, куда должен был въехать Областной театр драмы. 





Когда наконец строительство закончилось, началась перестройка, и правительство области решило сделать там прокатную площадку для всех областных театров. Кроме того, предполагалось, чтобы там еще по очереди работала филармония и «Русский балет» В. Гордеева. 

Отец сказал, что он не директор клуба и ушел, и через некоторое время, по приглашению Михаила Ульянова, художественного руководителя Вахтанговского театра, стал директором и оставался им вплоть до своей смерти. 

Он довольно много времени там проработал и в тандеме с Михаилом Ульяновым успел сделать много хорошего. Так что у нас – да, можно сказать, династия.

 — Однако вы оказались не в драмтеатре, а в оперетте. Случайно?
 
— Я закончил Плехановский институт по специальности «финансы и кредит». После института работал в Министерстве торговли. 

Но там было скучно и неинтересно! И в какой-то момент я решил заниматься тем же, чем и отец. 

Мне предложили должность главного администратора сразу в нескольких театрах: Театре Ленинского Комсомола, им. Моссовета и Театре оперетты. 





Я выбрал «Оперетту», хотя, должен признаться, никогда раньше в этом театре не был и с «легким жанром» был не очень знаком. 

Просто мне, когда я переступил порог Театра оперетты, очень понравилась атмосфера. И вот уже более сорока лет я здесь работаю.

 — Могу предположить, что вы легкий и веселый человек, раз вам понравилась атмосфера Театра оперетты?

— Я нормальный человек. (Смеется.) Когда надо веселиться, веселюсь, когда не надо, не веселюсь.

— Ваш театр сегодня – один из самых успешных в Москве и в стране. При этом театр – организм сложнейший. На каких традициях, на каких ценностях сохраняет завидное здоровье «Оперетта»?

— Начну с того, что любой творческий коллектив, а театр – это творческий коллектив, очень склонен к саморазрушению. 

Мы знаем много примеров, когда был у некоего театра период подъема, а потом все развалилось. 





И не потому, что кто-то его закрыл, а просто внутри все переругались. И творчество стало невозможным. 

Понимаете, творческий процесс требует творческой атмосферы. Создать ее – моя задача как руководителя. 

Поэтому мы каждый год выпускаем несколько спектаклей, делаем много вводов новых артистов в спектакли текущего репертуара, много репетируем, придумываем разные акции и проекты. 





Если артист не может самовыразиться, он теряет профессию и начинает озлобляться. Чтобы быть всегда в хорошей форме и хорошем настроении, артист должен работать. А он все-таки главный человек в театре, потому что напрямую контактирует со зрителем.

— А как в огромном коллективе всех обеспечить работой?

— Вы правы, это невозможно. Все равно больше заняты те, с кем хотят работать режиссеры: кто хорошо поет, хорошо выглядит, хорошо играет, хорошо двигается. 

И еще очень важно – с кем приятно работать. Бывают же невыносимые характеры. В этой ситуации какая-то часть коллектива остается не занятой. 

Мне необходимо сделать так, чтобы эта «проблемная часть» не превысила критическую массу, чтобы все было справедливо, и все понимали: распределение делается не по блату, поэтому выбраны реально лучшие. 

Тогда сохраняется нормальная атмосфера в коллективе – без каких-то интриг. Вернее, они, интриги, все равно в театре будут, но без угрозы для творческого процесса.

— Почему интриги неизбежны?

— Потому что театр – место прямой конкуренции, и не все ее выдерживают. Ведь каждый артист считает себя лучшим. А если он так не считает, то он… не боец, и может, действительно, не лучше других. 





Но я таких артистов не встречал. Они все считают себя лучшими, а отсюда – «я творческая личность, а меня зажимают!» Понимаете, моя задача создать такую обстановку, при которой артист не мог бы сказать, что его ущемляют. 

И все остальные прекрасно понимали бы, почему именно конкретного артиста не заняли в той или иной роли. Сегодня, я считаю, мне это удается.

— А если говорить о традициях?

— Очень важная традиция – преемственность поколений. У нас все легендарные звезды, народные артисты России Герард Васильев, Светлана Варгузова, Юрий Веденеев – работают до сих пор, выходят на сцену. 

Вместе с ними играет молодое поколение, и среди них тоже есть начинающие звезды. И вот когда, скажем, на репетиции, Светлана Павловна Варгузова показывает молодой актрисе, как лучше спеть ту или иную вокальную партию, это дорогого стоит. 





Те, кто опытнее, подсказывают молодым артистам, которые играют с ними одну и ту же роль. Это значит, что старшие «болеют» за театр и хотят, чтобы на его сцене все было максимально хорошо. И молодые это ценят. 

Известно, что если молодые видят хамство, они и сами начинают так себя вести. У нас этого нет. Потому что старшее поколение не позволяет. Вы заметили, что у нас в театре все друг с другом и с каждым гостем здороваются? 

Тоже традиция! Но, надо сказать, все это создавалось годами, за один день этого не добиться. Что главное в том деле, которым я занимаюсь? Главное – чтобы была хорошая атмосфера и кипела работа.

— Можно назвать театр семьей?

— В какой-то степени. Но сегодня – в иной, нежели в былые годы. Просто жизнь изменилась, время изменилось. Сегодня прежнее понимание «театр – семья», наверное, применимо лишь к таким «авторским» театрам, как театр Женовача, театр Виктюка. 

Это небольшие театры, где артисты играют только в спектаклях, поставленных одним режиссером, где они вместе ездят на гастроли. У нас большой коллектив – 700 человек. В таких многолюдных театрах, как наш – в Большом, в музыкальном театре им. 

Станиславского и Немировича-Данченко, во МХАТе – это уже не семья в прежнем смысле этого слова. У творческого состава разный график работы, артисты зачастую встречаются только на сцене или на репетициях нового спектакля. 

Думаю, в драматических театрах, где артисты чаще заняты в съемках, с «семейственностью» еще хуже. У нас все-таки процентов 80 труппы каждый день в театре. Но все равно нас нельзя назвать семьей. 

Мы семья, как я уже сказал, частично – по любви к этому театру, к тому, что тут делается. Это не значит, что все друг к другу в гости ходят. Есть, конечно, друзья внутри коллектива. Но так чтобы все… 

Вот у отца был настоящий театр-семья. Областной драматический. Потому что они почти все время проводили вместе, ездили на гастроли, ходили в гости друг к другу, отмечали вместе дни рождения и другие праздники. Такого сейчас нет.

— В вашей собственной семье, которая, я знаю, крепка, жизнь течет по тем же законам? Имею в виду законы, которые способствуют процветанию театра.

— Могу сказать: в семье, безусловно, сложнее. Потому что здесь, в театре, мы все-таки соединены договором, и работник театра обязан его выполнять. А семья… там нет договора. Там есть взаимоотношения. 





Это другое понятие, более сложное. Но взаимоотношения в семье ведь тоже проходят разные периоды. В молодые годы это одно, в зрелые – другое. У меня сейчас дети взрослые, и они понимают ценность того, что дает семья. 

И внуки, думаю, будут понимать. Мы – я и моя жена – с ними много времени проводим, они у нас под таким серьезным надзором! И бабушка не только внуков пестует, но и придумывает для них много интересного. У меня на это уже не хватает времени.

— У вас ведь дом за городом. Это то место, где собираются все домочадцы?

— Живем мы, конечно, в Москве. Но дом за городом, действительно, есть. Я туда приезжаю, как правило, в субботу или воскресенье. 

Летом бываю чаще, потому что легче ездить. Мне нравится отдыхать за городом. И вы правы: мы с женой, дети, внуки – все с удовольствием в этом доме собираемся.

— Вот вы сказали, что дети понимают ценность семьи, и внуки будут понимать. Вот она – преемственность!

— Я должен сказать, что у моих родителей за городом не было дома – то есть места, объединяющего всю семью. 

Мы жили в разных районах столицы, но каждый день непременно созванивались. Это было не правило, а потребность. И эта потребность в ежедневном общении сохранилась у нас, даже когда родителей не стало. 





Моя сестра сейчас живет в Америке, но мы регулярно ведем телефонные разговоры. А я знаю, есть семьи, в которых самые близкие по полгода не созваниваются, не говоря уже о живом общении, и не нуждаются в этом. 

У нас такого не было никогда. И детям это передалось. Вот мне дочка сегодня уже три раза звонила...

— На премьеры вся ваша семья приходит?

— Последнее время все приходят. Но так было не всегда. Дочка жила в Америке какое-то время, сейчас вот вернулась и наверстывает. 

И она, и сын приходят. И жена, конечно. Может, не всегда им нравится то, что они видят на сцене, но смотрят (смеется). 

Дети мои, должен сказать, выбрали профессии, далекие от сценического искусства, они оба в бизнесе. Конечно, мои близкие были на недавнем 90-летнем юбилее театра.

Замечательный получился праздник! В финальном номере наши артисты вышли со своими детьми как со следующим поколением. 

У кого-то дети-подростки, а у кого-то совсем маленькие, и все они принимали участие – пели, танцевали… 

Вот что такое преемственность! Это я к нашему разговору о семейных традициях в театральном коллективе. И этот замечательный финал юбилейного концерта показал, что в чем-то самом важном мы, безусловно, семья...